Из пережитого в чужих краях. Воспоминания и думы бывшего эмигранта

Ну и пишите их на здоровье! Нам ваши зимы и тройки не мешают. Но не смейте совать свой нос в наши жанры: пейзажи Парижа и Венеции, море Лазурного берега, натюрморты, цветы, «ню» и прочее. Мы и без вас задыхаемся от невозможности найти заказчиков на этот материал!

Так и пришлось Лапшину, Вещилову, Гермашеву, Бессонову, Шульце, Коровину и многим другим увязнуть в «зимах» и «тройках»… Остальные пути творчества для них были закрыты.

Один из старейших русских художников Парижа, Б. В. Бессонов, которого я близко и хорошо знал с моих детских лет, говорил мне: — Вы спрашиваете меня о моих творческих исканиях? Какие искания могут быть у русского художника за рубежом? Только одно — не умереть с голоду…

Старый «передвижник» Гермашев, чьи картины во время его молодости и зрелости обрели свое место в Третьяковской галерее, говорил окружающим: — Мне часто задают вопрос: куда я иду как художник, и что я делаю? Вот что я делаю — халтурю: 15 лет подряд пишу ежемесячно «Последние лучи» и отношу их господину Жерару. Какое еще движение вперед, кроме самой низкопробной халтуры, может быть у зарубежного русского художника, если он не хочет умереть голодной смертью?

Торговец картинами на улице Друо мсье Жерар и сотня других подобных ему коммерсантов, может быть, и спасали кого-нибудь от голодной смерти, но параллельно этому «спасению» рос их личный банковский счет в «Лионском кредите», приобретались особняки в Париже и Ницце, строились виллы в Приморских Альпах и на берегу океана.

Реалистические зимние пейзажи Бессонова и отблески на снегу последних лучей заходящего солнца на картинах Гермашева имели у публики успех и охотно покупались состоятельными иностранными туристами, наводнявшими Париж в описываемые годы. Сотни этих «зим» и «последних лучей» уплывали в Англию, Аргентину, Австралию. Установить прямой контакт с покупателем художнику трудно. Не идти же ему, имея за спиной 70 лет, на бульвар Распай или на Монпарнас и часами, днями, неделями дежурить у своих выставленных под открытым небом картин в ожидании момента, когда «клюнет»!

Остается единственный вполне реальный путь: идти на поклон к одному из коммерческих тузов, владельцу магазина, торгующего картинами, связанному со всеми туристическими агентствами и посредниками по продаже предметов искусства. Он легко осуществляет в своей лавке личный контакт с сотнями и тысячами покупателей. Путь этот вполне реальный, но это — путь кабалы.

Вот маленькая иллюстрация сказанного: Б. В. Бессонов в течение многих лет был связан контрактом с вышеупомянутым торговцем картинами в самом центре торгового Парижа мсье Жераром. Контракт вполне обычный: художник обязан поставлять в магазин две «зимы» в месяц. Продавать свои картины на сторону он не имеет права под страхом расторжения контракта, судебного процесса и выплаты неустойки. Владелец магазина обязан уплачивать художнику по 1600 франков за каждую «зиму» независимо от того, есть покупатель на нее или нет.

Покупатели всегда были. Не мудрено поэтому, что бессоновские «зимы» никогда не исчезали из витрины жераровского магазина и что над каждой его картиной владелец магазина, потирая от удовольствия руки, приклеивал ярлык: «Цена 8000 франков».

В другой витрине красовались «Последние лучи» Гермашева, связанного с Жераром аналогичным контрактом и вынужденного ежемесячно поставлять свои пейзажи на таких же кабальных условиях.

В общем каждый зарубежный русский художник большого таланта и профессионального мастерства имел, образно выражаясь, «своего Жерара», составлявшего на этом таланте и мастерстве миллионное состояние и бросавшего ему кое-какие подачки.

Можно ли после этого удивляться, что эта своеобразная «барщина» представляет собою конец истинного художественного творчества и равносильна превращению художника в ремесленника, поступившего в услужение к совершенно безграмотному в живописи алчному дельцу-кулаку, выжимающему из него все соки и дающему ему указания, что писать и как писать.

В своих воспоминаниях о жизни зарубежных русских художников, прошедших в поле моего зрения, я не задавался целью перечислить их всех и рассказать о судьбе каждого из них. Упомяну только о некоторых.

В Париже жил и умер в глубокой старости художник громадного размаха Константин Коровин, ближайший сподвижник Шаляпина, обессмертивший свое имя еще в дореволюционные годы бесчисленными блестящими эскизами декораций к оперным постановкам частного Мамонтовского, а затем Большого театра и тесно связанный с «Миром искусства». Его художественная продуктивность в зарубежный период жизни была изумительна.

Первоклассные пейзажи и сценки парижской уличной жизни выходили из-под его кисти часто в трехдневный срок.

Увы! Расходились они плохо…