Из первых рук

Как сейчас помню день, когда мне сообщили, что Рози при смерти. Пришла телеграмма от ее квартирной хозяйки из Брайтона. Я тогда работал в Девоншире над большим заказом. Что-то соврал Саре и помчался на другой конец Англии, в Брайтон. Опасность уже миновала, но Рози была еще очень слаба. Пыталась устроить себе выкидыш. Она лежала белая, как стена, распластанная, как тресковое филе.

— Боже мой, Рози, зачем ты это сделала?

— Я не хотела ребенка, — сказала Рози, не переставая улыбаться. — Я умру?

— Нет, но ты чуть не умерла. В хорошенькую историю ты бы нас втравила!

— И пусть, — сказала Рози. — Так для всех было бы лучше.

— Не говори глупости, Рози. Ты же так не думаешь.

— Нет, думаю, — сказала Рози. — На что я гожусь? Никому не нужная обуза.

— Но Рози! Зачем ты это сделала? За репутацию ты свою боишься, что ли? Или, может, тебя беспокоит, что люди скажут? Ты носишь обручальное кольцо и имеешь полное право ходить с пузом. Можешь только гордиться собой. Да, черт возьми! Беременная женщина — это же великолепно!

— Только не я, — сказала Рози. — Нет, Галли. Моя репутация меня мало волнует, из-за этого не стоило бы хлопотать. А вот что будет с ребенком? Что за жизнь его ждет с такой мамочкой, как я, и таким папочкой, как ты!

— Черт возьми! Рози! Да при твоем характере ты будешь расчудесная мать. А что до меня, так я очень люблю детей. И я буду превосходным отцом, лучше, чем все эти буржоплюи. Я не стану под предлогом образования отдавать малыша учителишкам, лишь бы избавиться от него. Я буду учить его сам. К черту чтение, письмо и арифметику.

Потому что я тогда, как раз увлекался образованием. У меня была теория, что если не учить ребенка читать, он не сможет набраться всякой дряни из газет и книг, которой набивают детишкам мозга. Прежде всего, считал я, ребят надо учить петь, — ведь самой природой звуки даны им раньше, чем слова. Потом — рисовать, потом — плавать и боксировать. А когда они станут постарше и начнут понемногу ворочать мозгами — танцевать и складывать стихи. И еще я научил бы своего ребенка любить стихи Блейка и разъяснил бы ему, что они значат и что в них не так. И если бы родился мальчик, я дал бы ему в руки Шекспира и лоцию, чтобы он мог стать моряком и посмотреть на жизнь с разных сторон, а если девочка — Мильтона и поваренную книгу, чтобы она могла пойти в прислугу и посмотреть на жизнь с изнаночной стороны.

Но Рози боялась. Чего — не знаю. Не то ответственности, не то Божьей кары. Может, она считала, что не вправе иметь ребенка, а может, не хотела лишних хлопот.

— Не представляю, как я буду укладывать малыша спать или слушать, как он читает молитвы.

— К черту! Зачем малышу молиться? Научи его лучше песенкам. «Маленький барашек» и «Тигр, тигр».

—  Болтай больше. Я же не выдержу и рассмеюсь, а он сразу поймет, что я только прикидываюсь; малыши ужасно проницательный народ.

— Да брось ты, старая размазня, ты будешь в таком восторге от малыша, что с утра до вечера станешь за него Бога благодарить.

— Зато он не станет за меня Бога благодарить: я же три дня на неделе буду под градусом.

— Что? Сейчас же ты не пьешь, старая вафля. С чего ты станешь пить при ребенке?

— Ты же знаешь, что такое дети.

— Говорят тебе, ты будешь любить его. Таково уж человеческое естество, а в тебе его хоть отбавляй.

— Вот этого я и боюсь.

— Чего? Иметь ребенка?

— Ну ты ведь знаешь, как это бывает: сначала мамочка люлькается со своей деточкой, а потом, в одно прекрасное утро, деточка просыпается и говорит: «С чего это я буду хороводиться с этой краснорожей мымрой, она даже Мери Пикфорд испортила бы всю музыку».

— Послушай, ты, старая балаболка: кто тебе сказал, что у тебя будет девочка?

— Мальчик еще хуже. Потянется к бутылке.

Я облегченно вздохнул, когда от этой бесхребетной телки удрал к Саре. Пусть от мирной и беззаботной жизни я возвращался на поле боя. Пусть у Рози механизм работал у всех на виду, как колеса гринвичских часов, и лицо всегда показывало точное время, а у Сары оно служило маскировкой, скрывающей военный завод. Новые схватки со старой воительницей действовали освежающе. Я знал, на каком я свете, и мог уважать себя. И мог снова взяться за работу.