Из первых рук

— Послушайте, профессор, — сказал я. — Знаете, что нам с вами надо? Давайте состряпаем «Жизнь и творчество леди Флоры Бидер». За пять сотен фунтов наличными. По двести пятьдесят на нос.

— Не леди Флора Бидер, а просто леди Бидер.

— Как вам угодно. Знаки препинания расставлять будете вы. На себя беру всю работу. Ну как, по рукам?

— Вы серьезно? — Профессор был изумлен.

— Конечно, серьезно. С деньгами не шутят. Взгляните на мои ботинки.

— Но, мистер Джимсон, кто захочет издавать «Жизнь и творчество леди Бидер»? Ни один издатель, ни один уважающий себя издатель не возьмется за это.

— Тогда мы поищем издателя другого рода. Соглашайтесь, профессор. У вас просто бедное воображение. Дело есть дело. И в этом деле мы заодно. Вы же хотели написать «Жизнь и творчество Галли Джимсона»?

— Вы сравниваете леди Бидер с собой? Как она ни одарена, она вряд ли...

— Никто не заметит разницы. Конечно, если все будет на должном уровне. Лучшая бумага, много цветных репродукций, золотой обрез и вступительная статья президента чего бишь там или профессора изящных искусств. Но издержки не наша забота. У нее финансов хватит. Черт подери, профессор, за пять сотен монет мы занесем ее имя на скрижали славы. Мы вознесем ее на подмостки вечности... на год или на два. Конечно, когда кто-нибудь попробует повесить на нее шляпу или зонтик, он обнаружит пустоту. Но будет уже поздно. Она будет выставлена во всех лучших музеях, и единственное, что останется директорам, — это поместить ее на солнце, или над вентилятором, или там, где на нее может попасть дождь, или отправить вместе с Тёрнером в запасник Тэйта, а там, глядишь, снова произойдет наводнение, и ее хорошенько промоет грязной водой, настоянной на дохлых псах. Но и тогда наша леди будет в самом избранном обществе.

— Мой дорогой мистер Джимсон, это невозможно.

— Ясно. Игра не по правилам. Тогда давайте устроим ей выставку; пусть она купит половину своих картин, и мы нацепим ярлычки «продано» и поместим в газетах несколько критических обзоров насчет английских традиций в искусстве, преимуществе вечных ценностей перед показным блеском, благоговейном подходе к природе и так далее и тому подобное. Уж если это игра не по правилам!..

Но профессор решил, что я шучу. Никакого воображения. Вот уж не артистическая натура. И мне пришло в голову: а вдруг он на самом деле честный игрок? Никаких подножек и ударов из-за угла. Образцовое произведение Создателя.

— А я-то думал, мы с вами создадим компанию, чтобы раздобыть деньжат, — сказал я.

— Как можно, — сказал профессор, — служить мамоне и искусству одновременно?

— Очень даже можно, — сказал я. — Не будь мамоны, не было бы и искусства. От звонкой монеты к культуре. Таков обычный путь. В чем разница, по-вашему, между Бобом, который любит швырять в картины камни, и Носатиком Барбоном, который пройдет десять миль, лишь бы повстречаться с плохим художником? В двухстах фунтах платы за учение, которые ежемесячно тратит на него государство за счет военных репараций. История цивилизации записана в гроссбухе. Кто самые просвещенные люди на свете? Богачи. Какая нация самая христианская? Та, у которой больше всего денег.

Профессор был шокирован.

— Вы шутите, мистер Джимсон. Вряд ли вам понравилось бы, если бы я поместил эти высказывания в вашей биографии.

— Надеюсь, вы это сделаете, — сказал я. — Не то я сделаю это сам. Чего мне надо? Всего самого лучшего для всех. А это стоит миллионы. Дорога в ад вымощена благими намерениями, но в раю предпочитают более надежный материал. Золото. Сапфиры. Мы хотим построить Царство Божье на земле, а на это требуется куча денег. Умная голова дороже, чем королевская булава! Еще бы! Нужны сотни лет обработки, то бишь образования, чтобы выпустить это изделие, да и тогда еще нет полной гарантии в успехе. У нас не хватает денег для необходимых опытов, не говоря уж о ремонте лаборатории. А самая дорогостоящая вещь — труд гения.

— Большинство известных французских импрессионистов были бедняки. Им платили за их картины гроши. А те, что помельче, просто умирали с голоду.

— Французские импрессионисты жили в стране, где правительство тратило миллионы на поощрение искусства. Правда, когда там появлялись настоящие художники, их обливали грязью и кое-кого даже заморили до смерти. Но смешно требовать от правительства, чтобы оно разбиралось в живописи: бита не видит ничего, кроме мяча, так уж она устроена. Но кое-что правительство делает: оно поощряет плохих художников самых различных толков, — а к чему это ведет? К тому, что появляется много людей, которые норовят украсть у кого-нибудь свежую мысль, и те, у кого они крадут, и есть настоящие художники. Вот и создается атмосфера, благоприятная для развития настоящего искусства.

— Но ведь постимпрессионистов подвергли осмеянию даже в самой Франции.