Из песка и пепла

Когда до цели оставалось чуть больше полуметра, они попытались водрузить стол стоймя, но не совладали с весом и едва успели перевернуть падающую громаду набок. В итоге он встал горизонтально, еще на полметра высунувшись с обеих сторон дверной рамы.

Ева последним толчком загнала его точно под ручку и невольно задумалась, не использовался ли он так уже прежде.

– Дверь заперта? – спросила Джулия чуть слышно, все еще задыхаясь от натуги. Низ ее ночнушки был алым от крови, по голому полу тянулась цепочка темных капель. Ева не знала, какое кровотечение считается нормальным после родов, поэтому притворилась, будто ничего не видела. Сейчас на жалость не было времени.

– Заперта. Но вы с детьми должны спрятаться в шкафу в спальне. Заставь их сидеть тихо любой ценой. Я буду держать дверь. Может, они подумают, что здесь никто не живет, и уйдут. Если не получится, я скажу, что одна тут.

И Ева, не дожидаясь ответа Джулии, бросилась к спящим детям. Подхватила на руки Эмилию, отнесла ее к шкафу и осторожно положила в углу, прислонив к задней стенке. Девочка тотчас свернулась клубком, словно на материнской груди. Удивительно, но она даже не захныкала. Джулия помогла Лоренцо подняться и доковылять до места; при этом мальчик так и не разлепил веки. Ева решила, что дальше тетя справится сама, и плотно закрыла за ними дверь спальни.

На лестнице уже грохотали сапоги.

Ева бросилась к входной двери и уперлась спиной в стол, а ступнями в противоположную стену, которая создавала узенькую прихожую между кухней и гостиной, после чего напрягла ноги и зажмурилась. Неожиданно она осознала, что повторяет строки из Амиды[6]: «Воззри на наши бедствия, и заступись за нас, и спаси нас скорее ради Имени Своего, ибо могучий Спаситель Ты». Она не могла выпрямиться и сделать три шага, как того требовал обычай, но решила, что если Господь оскорбится этим в такую минуту, то спасения от него ждать уж тем более нечего. Поэтому она просто продолжала молиться, на всякий случай прибавляя после каждого раза: «Избавь нас!»

Дверь содрогнулась под ударами кулаков.

– Öffne die Tur! – приказал голос по-немецки, и Ева зажала ладонями рот, чтобы заглушить рвущийся из горла крик.

Из спальни не доносилось ни звука.

– Öffne die Tur!

– Воззри на наши бедствия, и заступись за нас, и спаси нас скорее ради Имени Своего, ибо могучий Спаситель Ты, – прошептала она сквозь трясущиеся пальцы.

– Открыть дверь! – рявкнул другой голос на корявом итальянском. За спиной снова замолотили кулаки. Ручка затрещала, косяк застонал под мощными толчками из коридора, но замок, укрепленный баррикадой из стола, выдержал. У Евы от напряжения начали дрожать ноги.

В следующую секунду ее оглушили два выстрела. Пули прошили дверь у нее над головой, и колени Евы немедленно обмякли. В коридоре отчетливо чертыхнулись – видимо, немец забыл предупредить напарников, чтобы те прикрыли уши. Ева осторожно перевела взгляд на две дыры в стене. Пули с легкостью продырявили дерево и ушли глубоко в старую штукатурку. Вокруг лениво опускалось облачко пыли. У Евы по щекам заструились слезы ужаса, но молитва костью застряла в горле. Она не могла ни закричать, ни пошевелиться.

– Там никто не живет! – внезапно послышалась из коридора. – Квартира пострадала при воздушных налетах в июле.

– Что-то держит дверь, – возразил офицер.

– Обломки. Потолок обрушился в нескольких местах. Люди погибли.

Ева осознала, что голос принадлежит Изабелле Донати. Спокойный тон женщины делал ее непревзойденной лгуньей. Теоретически слова о погибших жильцах должны были утихомирить СС: преследование мертвых евреев не входило в их задачу.

За дверью послышался новый выстрел – на этот раз пуля просвистела точно у Евы над макушкой. Затем еще один, и стол врезался ей в спину.

Один немец рявкнул на второго, и вдруг – Ева ушам своим не поверила – они отступили от двери и перешли к следующей квартире. Она затаив дыхание ждала, что солдаты вернутся, – ждала, по ощущениям, многие часы, – но в коридоре больше не раздавалось ни топота сапог, ни криков, ни другого шума. Тишина казалась обманчивой – словно нож уже занесен и вопрос лишь в том, когда наивная жертва повернется к убийце спиной.

Когда Ева наконец попыталась выпрямиться, ноги ее подвели. Каждая мышца горела огнем, отсроченный шок не давал удержать равновесие. Она застонала и оперлась о стену, глядя сверху вниз на стол, по которому разбегалась густая паутина трещин. Или последняя пуля – пуля, которую она ощутила спиной, – застряла в мраморе, или выстрел сверхъестественным образом прошел мимо.