Из песка и пепла

– Их забрали, сага, – ответил Анджело мягко, зная, что не сможет скрывать от нее правду. – Я видел грузовик. Видел, как он уезжал. И как Августо забирался в кузов. Похоже, он был последним. Он тоже меня видел.

У Евы подкосились ноги и хлынули слезы из глаз. Анджело едва успел ее подхватить, прежде чем силы покинули ее окончательно.

– Куда их увезли? – Это должен был быть крик, но вопль заблудился у нее между ребер и выцвел до шепота.

– Не знаю. Но мы выясним. Мы это выясним, Ева.

Она затихла, оцепенев в кольце его рук. Несколько долгих секунд оба были погружены в молчание, будто над головой у них, грозя уничтожить все живое, пролетал метеор и не имело уже никакого значения, куда они побегут или где спрячутся. Поэтому они продолжали стоять в ожидании конца света, вцепившись друг в друга, часто дыша и даже не пытаясь подобрать слов. Когда же к ним вернулась способность мыслить, вместе с ней пришло и ужасающее осознание.

– Золото, – пробормотала Ева. – Золото, которое мы так долго собирали… которого хотели немцы. Это ведь был обман? Чтобы усыпить нашу бдительность.

Анджело отступил на шаг, заглянул ей в лицо – и вдруг прошипел английское ругательство, которому научил Еву еще десять лет назад. После чего выпустил ее из рук и вцепился себе в волосы, повторяя грязное слово вновь и вновь. Голубые глаза пылали от бешенства.

– Да. Это был обман. Мы для них просто марионетки, а они дергают за ниточки.

* * *

Евреев, задержанных во время облавы, свезли к военному училищу и заперли там под присмотром вооруженной охраны. Вскоре за воротами начала собираться толпа: обычные для таких случаев зеваки наряду с перепуганными соседями, ставшими свидетелями арестов. Во двор училища въезжал один грузовик за другим, люди глазели и перешептывались, а офицеры СС орали на них и пытались вытолкать прочь, рассыпая угрозы, которые почти никто не понимал. Двор превратился в загон для тысячи двухсот евреев; больше половины составляли женщины и дети, у которых не было с собой ни еды, ни одеял. Многих так и привезли в пижамах. Задержанным объявили, что их отправят в трудовые лагеря на западе. Тетя, дядя и двое кузенов Евы оказались в числе арестантов.

Чтобы увидеть их, Папе было бы достаточно выглянуть из окна: от военного училища до Ватикана было меньше двухсот метров. Анджело надеялся, что он вмешается. В конце концов, он знал об истории с золотом, даже предлагал пожертвовать недостающее, если не наберется пятидесяти килограммов. А среди задержанных были преимущественно римские евреи, которых защищал итальянский закон. Увы, он больше ничего не значил. Теперь в Италии царил закон фюрера, а фюрер хотел, чтобы все евреи до единого были депортированы. Фюрер хотел Judenrein – мир, свободный от еврейского населения.

Анджело с Евой вернулись в церковь Святого Сердца, собирая по пути крупицы информации. Анджело, казалось, знал всех – и все знали молодого падре. Он утешал и наставлял, посылал за тем или другим, внимательно слушал и молниеносно действовал. Он был прирожденным лидером и в самом деле хорошим священником. Ему шла эта роль. Удивительно, но, хотя Ева все время держалась рядом, никто не счел их близость странной или неподобающей. Война превратила традиции в посмешище.

Едва они добрались до места, Анджело отвел Еву в комнату в подвале. Ее прежний хозяин, церковный сторож, погиб во время воздушного налета, который оставил в руинах изрядную часть города. Когда его нашли, он сидел у церковных ворот босой и без одной руки, даже в смерти стремясь к так и не обретенному спасению. У входа до сих пор можно было заметить его кровь. Комната тоже выглядела не особенно гостеприимной: матрас на старом пружинном каркасе, вычурное, но давно поблекшее кресло Викторианской эпохи и за маленькой перегородкой раковина с туалетом и овальным треснувшим зеркалом на голой перекладине.

– Здесь ты будешь в безопасности. Белье чистое, уборная тоже. Мы знали, что это помещение рано или поздно понадобится. Я предупрежу сестру Элену, она или кто-нибудь еще из монахинь принесет тебе поесть. Не возвращайся в Святую Цецилию, пока я не проверю, что там не было облавы.

– Но в Риме меня почти никто не знает. Никто, Анджело! Мне необязательно здесь прятаться. Возьми меня с собой. Я говорю по-немецки! Возможно, от меня будет какой-то толк.

– Нет. Сейчас тебе нужно держаться от шумихи подальше. Если хоть один человек тебя узнает и укажет пальцем, ты мигом попадешь за забор с остальными. Достаточно одного человека, Ева. И я уже не смогу тебя спасти.

Она последовала за ним к выходу из подвала.

– Но если мы найдем черный ход… Какую-нибудь незапертую дверь… Возможно, мы сумеем освободить мою семью…

– Нет! – В голосе Анджело звучала такая ярость, что Ева запнулась на середине фразы и молча уставилась на его искаженное гневом лицо.

В глазах тут же вскипели слезы разочарования, но Анджело лишь выставил руки и начал толкать ее спиной через все крохотное помещение, пока позади не оказалась каменная стена. Анджело уперся в нее ладонями по обе стороны Евиной головы.