– Сегодня ты уже дважды избежала ареста. Дважды. Бог улыбается тебе, Ева, но такого безумия я не допущу. Я пойду туда один. И сделаю все, что смогу, чтобы спасти стольких, скольких смогу. Но если ты продолжишь упорствовать, я привяжу тебя к этой кровати, и тогда из комнаты не выйдет вообще никто.
– Хватит строить из себя бессмертного! – Ева положила руки Анджело на грудь и принялась толкать его обратно, разозленная, что он на нее злится. – Думаешь, я слепая? Думаешь, не знаю, как священников, которые пытаются помочь евреям, пытают, расстреливают, вешают на мостах и сбрасывают с поездов?! Если итальянца уличают в помощи еврею, ему приходится едва ли не хуже!
– О господи, Ева! Единственная вещь в мире, которой я действительно боюсь, – это что с тобой что-нибудь случится. Понимаешь? Я справлюсь с чем угодно, вынесу что угодно, если буду при этом знать, что ты в безопасности. Я не могу служить так, как от меня требуется, не могу быть таким священником, каким должен, если трясусь от страха. Мою веру подтачивает страх за тебя. Ты не единственная, кто потерял семью. Твоя семья – и моя тоже. Я тоже их потерял, Ева! И не могу теперь потерять еще и тебя. Пожалуйста. Прошу тебя. Если у тебя есть ко мне хоть какие-то чувства, дождись меня здесь. Позволь мне сделать то, что нужно, со спокойной душой, зная, что тебе ничего не угрожает. Умоляю.
Ева молча кивнула, потрясенная его неистовством и тронутая чувствами. Затем опустилась на кровать и кивнула еще раз.
– Я дождусь. Но ты должен будешь вернуться. Что бы ни случилось, как бы ни было поздно. Ты должен вернуться, Анджело.
В конце концов Ева сдалась сну, зная, что так будет легче скоротать часы ожидания. Закуталась в тонкое одеяло, подтянула колени к груди и попыталась притвориться, что она всего лишь устрица в раковине, крохотная создательница стекла и не более того. Затем она задремала с молитвой на губах, слушая перестук капель и поскрипывание подвальных стен, хотя в мыслях у нее по-прежнему металось эхо криков и ружейных выстрелов.
Проснулась она от страха. Ей снова привиделся старый кошмар про многолюдную темноту, из которой она должна была сбежать, спрыгнуть, хотя прыжок страшил ничуть не меньше. Ева открыла глаза, убеждая себя, что во мраке подвала никого нет, а она под защитой монастырских стен. Никто не хватал ее за одежду, никто не пытался стащить за ноги. Даже мерцающий в ночи свет был не лунным, а исходил от масляной лампы, которая горела так слабо, что едва рассеивала темноту.
– Анджело?
Пламя вытянулось иглой – и вдруг лихорадочно заметалось, осветив силуэт Анджело. Он сидел в старом викторианском кресле совсем неподвижно: видимо, не хотел ее будить.
Ева приподнялась и потянулась к воде, которую принесла ей сестра Элена. На подносе был еще хлеб, и Ева разломила его и протянула половину Анджело. Он молча взял ломоть. Некоторое время они ели в тишине, хотя хлеб был бессилен утолить голодный ужас, поселившийся у обоих в желудке. После этой нехитрой трапезы Ева заставила Анджело выпить воды, а затем присела у его ног и просяще заглянула в лицо.
– Расскажи мне.
Тот промолчал. Ева взяла его за руки, пытаясь дать хоть какую-то опору.
– Расскажи, Анджело.
Он глубоко вздохнул, словно ответ требовал мужества.
– Я обошел все училище. Даже нашел незапертую дверь, как ты и полагала. Я решил, что, раз я священник, а до Ватикана рукой подать, никто не спросит, что я тут делаю. А если бы и спросили, у меня была благовидная причина. – Анджело вздохнул еще раз и тихо добавил: – Я видел Леви.
Сердце Евы пустилось вскачь, на губах затрепетала робкая улыбка. Однако мрачное лицо Анджело почти сразу заставило ее погаснуть. Сердце зачастило с тоскливыми перебоями.
– Он и еще несколько мальчишек тоже нашли эту незапертую дверь. Когда я подошел, они стояли возле нее и спорили. Я подозвал их и сказал, что путь свободен. Позади училища не было никакой охраны. Они могли просто взять и уйти.
– Но они не ушли, – прошептала Ева, уже зная финал истории. В голове почти звучал голос брата, заявляющего, что он не бросит семью.
– Они не ушли, – подтвердил Анджело. – Один из парней возразил, что, если они сбегут, остальных могут наказать.
– Поэтому они продолжали стоять возле открытой двери, отказываясь ей воспользоваться, – простонала Ева.
– Можно ли их за это винить? – ответил Анджело. – Что сделала бы на их месте ты, Ева? Я знаю, что не стал бы спасаться, если бы ты не смогла спастись вместе со мной. Они выбрали остаться со своими близкими.
– Их же убьют, – прошептала Ева.
– Может, и нет, – возразил Анджело чуть слышно.
– Их отправят в лагеря. Ты знаешь слухи, Анджело. Не можешь не знать. Это лагеря смерти.
– Некоторые утверждают, что это просто британская пропаганда. – Анджело не хотелось отнимать у нее последнюю надежду.
– Ты знаешь, Анджело! – И Ева, сморщившись, принялась вытирать слезы дрожащими ладонями. – Ты слышал рассказы солдат. Они видели крематории. Видели общие могилы.