Из Питера в Питер

- Я хотел просить вас перелистать вот это. - Он протянул том Джеральду, и тот с любопытством взял, но тут же хотел вернуть, так как заметил, что жена смотрит с неодобрением… - Это всего лишь «Ким» Киплинга, любимая моя вещь…

- Неужели вы полагаете, что у мистера Крука сейчас есть время перечитывать Киплинга! - нахмурилась миссис Крук.

- Окажите мне эту услугу, - настойчиво просил Смит. - Возможно, если вы припомните «Кима», мы лучше поймем друг друга и нашу задачу в этой трудной стране, с этими странными детьми…

22

Подошел май, тот самый месяц, когда год назад они уезжали из дома… Целый год прошел, прямо не верилось… И не хотелось думать обо всем, что пришлось им пережить за этот год.

Здешний месяц май не походил на московский и даже на питерский. Зима никак не уходила. И в середине мая еще стояли холода, ветер покалывал щеки, снег весь не сошел и лежал белыми полосами и лес по-прежнему был серый, голый. По Ишиму плыл лед, и даже на березах едва набухали почки, такие жалкие, что, недоверчиво разглядывая их, Миша Дудин усомнился:

- У них, что ли, тоже бывают листья?

Свежий ветер подергивал воду между льдинами сизой рябью; при одном взгляде на нее становилось еще холодней. Иногда пробовал идти снег, и когда переходил в мелкий, противный дождик, то его капли казались холодней снежинок.

Озера все еще намертво сковывал лед, и невозможно было представить, что он когда-нибудь растает. А пятнадцатого мая выпал снег едва не в полтора вершка.

И ответы на письма Круков о возможности ребятам как-то связаться с семьями задерживались так же, как весна.

Пока все были уверены, что не сегодня-завтра Круки наладят переписку с Питером, робкие призывы американцев поменьше гадать о революции, боях и даже о своем красном Петербурге, а побольше о боге, о мире и учении ребята принимали как своего рода плату за то, что смогут писать домой… Смит продолжал петь серенады чудесной стране Америке, и, несмотря на его конфликт с Ларькой, эти песни слушали с удовольствием. Слишком памятна, не изжита и теперь была унизительная нищета и муки голода, чтобы не вызывала восторгов страна бесконечного изобилия.

Но проходили месяцы… Крукам уже было неловко отвечать на вопросы ребят: ясно стало, что с хлопотами о переписке детей и родителей ничего не получилось. Это вызвало подозрения. Зашептались о том, что Круки нарочно тянут волынку. Захотели бы, так давно добились.

- В конце концов, - рассуждал Володя, - пусть и наши письма отправят через Японию в Америку! И ответы из дома - тоже! Что им стоит!

А тут еще перестали поступать ясные сообщения с фронта. Газеты писали все так же восторженно, однако теперь о Колчаке говорилось как-то неопределенно. Но по тону петропавловских газет можно было думать, что он готовится вступить в Москву… В церкви, неподалеку от усадьбы, где жили ребята, ретивый батюшка чуть не ежедневно служил молебны о ниспослании побед христолюбивому воинству Колчака…

Круки хоть и продолжали заботиться о ребятах, но как оказалось, не так уж бескорыстно… Они твердили, что никогда не вмешивались и, упаси боже, не вмешиваются теперь в политику, что, конечно же, дело русского народа выбирать между красными и белыми. Им совсем не нравился Колчак: даже до них доходили сведения о невообразимых зверствах, чинимых белыми. Но еще меньше им нравились большевики, уничтожившие частную собственность и религию, моральные основы, на которых стоял, стоит и будет вечно стоять мир… И Крукам хотелось - для блага детей, конечно, не для себя же - очистить ребят от налипшей на них скверны русской революции, сделать этих мальчиков и девочек воистину счастливыми слугами божьими, внушить им священные чувства любви к ближнему.

- Что в этом плохого? - спрашивали они Николая Ивановича. И торопливо объясняли, что колчаковцы все-таки не вмешиваются в судьбу затерявшихся детей, а большевики непременно сунули бы и сюда своих комиссаров… - Что хорошего?.. - допытывались они снова у Николая Ивановича.

Но тут появился Смит и сообщил, что прошлой ночью в доме священника, так рьяно молившегося о ниспослании колчаковцам побед, неизвестные выбили все стекла, поломали страстно лелеемые батюшкой парниковые рамы и пытались поджечь его скотный двор.

- Утверждают, что это сделали наши воспитанники, - невозмутимо закончил Смит.

- Почему батюшка не пришел жаловаться? - спросил Николай Иванович.

- Он боится.

- Джеральд! - строго воскликнула миссис Крук, выпрямляясь. - Ты понимаешь, что происходит? Этот священнослужитель знает, что дети под нашим покровительством. И он молчит, потому что не хочет ссориться с нами. Это ужасно! Мы помогаем хулиганам обижать несчастного священнослужителя.

- Да, милая, ситуация забавная! - бархатным басом пророкотал мистер Крук и, к своему несчастью, улыбнулся.

- Забавная! - вскинулась миссис Крук. - Тебе смешно?

- Что ты, - поспешил в кусты мистер Крук, - я скорблю вместе с тобой…

С крайним подозрением разглядывая супруга, миссис Крук, постучав костяшками пальцев по столу, предложила Смиту: