Из Питера в Питер

Такой железной дороги — она называлась Амурской — ребята еще не видели... Они смотрели не на тайгу, зеленое море, которому не было ни конца, ни края; не слушали рассказы об Амуре, великой реке, где кишели громадные рыбы, пропускали мимо ушей и байки о золотоискателях и ловцах жемчуга... Не отрываясь, ребята глядели в щели только на дорогу, по которой ехали: заброшенные полустанки, где из прогнивших досок топорщилась высокая, рыжая трава; позабытые ржавые паровозы с проваленными боками; гнилые шпалы... Глядели и час за часом ждали, что их поезд сойдет с рельсов, которые ходуном ходили под колесами и, казалось, вот-вот расползутся по сторонам... Рядом с машинистом сидели Смит и два солдата из американской охраны. Их задачей было не допускать остановки поезда. Останавливаться тут хоть на мгновение никак не рекомендовалось: в окрестных лесах скрывались отряды беляков, в любой момент можно было попасть под обстрел обезумевших тифозных банд недобитых колчаковцев... Машинист и его помощник, лучше других понимая полную невозможность вести эшелон с детьми по такой дороге, то крестились, то бормотали:

— Проскочим...

Особенно страшно становилось ночью. Вагоны вихлялись из стороны в сторону так, что кто-нибудь из ребят то и дело скатывался с нар. Иногда пламя близкого пожара смутными сполохами проникало в теплушку. Несколько раз их будили тяжелые удары артиллерийских орудий, и всегда казалось, что бьют прямой наводкой по эшелону.

До Хабаровска оставалось каких-нибудь сто километров, когда с жутким грохотом поезд остановился...

Это случилось среди бела дня, и сначала все затаились. Молчали, ждали, слыша только стук своих сердец. Потом зашептались:

— Тихо...

— Очень тихо.

— Как ты думаешь, что это?

— Почем я знаю!

— Может, машинист умер?

— Ты скажешь! С чего ему умирать?

— И потом, у него есть помощник...

— Но это не банда, на поезд никто не напал, слышишь, как тихо?

— Вот это и подозрительно...

— Что ж, мы так и будем сидеть и дрожать?

— А что?

— Надо узнать, что произошло.

— Как ты узнаешь?

— Открою двери и сбегаю к паровозу...

— Вы что, с ума сошли? — заверещал Валерий Митрофанович. — Нас всех перебьют, как куропаток! Я категорически запрещаю! Категорически! И не подходите к двери!

Но и Ларька и другие уже прижались ко всем щелям, стараясь разобрать, что происходит.

— Лежать! Лежать! — требовал Валерий Митрофанович, но его никто не слушал.

Между тем на паровозе все были живы. Но и там не могли понять, что происходит.

Паровоз остановился перед наваленными на рельсы огромными стволами сосен... И тут же, на одном из стволов, сидел бородатый мужик в ватной стеганке, в старой солдатской папахе с красной полоской наискосок... Партизан! Он заботливо скручивал цигарку, делая вид, что не обращает внимания ни на паровоз, ни на солдат, которые целились в него, выставив карабины. Свое ружье он небрежно сунул между колен.

Закурив, мужик неторопливо встал, подобрал винтовку и не спеша, вразвалочку пошел к паровозу. Солдаты вскинули было карабины, но Смит прошептал: «Не стрелять...»

— С приездом, — ласково, тенорком, сказал партизан. — Добро пожаловать.

Все молчали.

— Здравствуйте, говорю!

— Здравствуйте, — нерешительно пробормотал машинист.

— Ну, вот, — обрадовался партизан, — русская душа, а я напугался, неужто, думаю, одни мериканцы и поговорить не с кем... Закурить хочешь? — Он протянул машинисту кисет, но так, что тот, помешкав, невольно сошел вниз.

Лицо у партизана было такое домашнее, ничем не встревоженное, будто он вышел покурить у своей избы на завалинку, а не остановил в дикой тайге эшелон американского Красного Креста... Кстати, на американцев он и внимания не обращал, разговаривал только с машинистом и его помощником.

— Вы не опасайтесь, ребята, — сказал он им, — мы вас долго не продержим. Нам только задание из центру выполнить, и отпустим вас...

— Какое задание? — спросил Смит.

Партизан будто и не слышал; в свою очередь спросил машиниста:

— Детишков везете?

— Детей, да... Детский эшелон, — проговорил машинист, раскуривая цигарку и вздыхая.

— Неужто правда, что питерских?

— Точно.

— Скажи на милость! И куда ж их?

— Сейчас в Хабаровск. А там, может, и дальше повезут.

— Неужто в Америку?

Машинист, глядя на бесхитростное лицо партизана, осмелев, отвечал как человек понимающий вовсе беспонятливому:

— В Америку! Кому они там нужны?

— А на кой американцы их волокут?

— Красный Крест. Слыхал? Спасают...

— Будто подхватили детишков еще на Урале...

— Верно.

— И все спасают? Через всю Сибирь?

— Выходит, так.

— А дальше?

— Что дальше?

— Ну, притащут в Хабаровск. Или в самый Владивосток. А там что?

— Будут ждать, пока выйдет полное замирение. Пока обратно на Питер откроется дорога.

— А чего ж раньше не ждали? На Урале бы и ждали. Давно бы и в Питер вернулись.

Машинист, не зная, что сказать, хотел сгрубить партизану, но удержался и только хмуро кивнул на Смита:

— Его спроси! Чего пристал?

Но партизан, мельком взглянув на Смита, покачал головой:

— Вишь, какая честь питерским-то. А наши мрут как мухи...

Машинист махнул рукой: