Из Питера в Питер

Между тем Круки начали проявлять нетерпение. Когда же миссис Крук решительно двинулась к выходу, чтобы немедленно связаться с американским представительством, японцы и белые неохотно заявили, что уходят.

Поручив миссис Крук присматривать за Смитом и Валерием Митрофановичем, мистер Крук пошел провожать непрошеных гостей.

В актовом зале, где висел огромный, чуть не до пола, портрет во весь рост царя Николая II, белые офицеры и японцы еще раз прошли строевым шагом, отдавая честь и скосив на хмурое царское личико выпученные глаза...

Когда все услышали наконец, как внизу тяжело хлопнули двери, Миша Дудин первый сорвался было с места.

— Ша, — велел Ларька.

Миша сел, вцепившись в ноги, которые сами хотели куда-то бежать.

Подошли Круки. За ними шагал Смит, плелся Валерий Митрофанович. Теперь, когда белые и японцы исчезли, и Круки и ребята чувствовали неловкость. Ведь Круков не пускали в школу, и все-таки они здесь... Крукам хотелось воспользоваться неожиданной возможностью и обстоятельно поговорить с ребятами. А Ларька, Гусинский, Аркашка, даже Катя и Миша Дудин нетерпеливо ждали, когда же Круки догадаются и уйдут. Сами. Не выгонять же их, в самом деле! При них небезопасно открывать убежище Джерома Лифшица. Между тем в его убежище невозможно просидеть долго...

— Видите, как получилось, — начал Джеральд Крук, широко улыбаясь. — Давайте воспользуемся случаем и потолкуем...

— Не о чем! — громко перебил его Аркашка.

— Как не стыдно, Аркадий! — нахмурилась миссис Крук. — Мы вас почти усыновили! И вообще…

— Буза все это! — напирал Аркашка, пытаясь выставить Круков. — Покомандовали, хватит!

— Разве мы плохо командовали? — еще шире улыбнулся мистер Крук.

— Докомандовались! Чтобы нас в шпионы!..

— Это бред! — стукнула кулаком миссис Крук.

Аркашка хотел ляпнуть тоже что-нибудь покруче, но не успел. Портрет царя вздрогнул, задергался. У царя перекосилось личико, будто он надумал заплакать. Ларька и Гусинский кинулись к портрету, помогая сдвинуть его в сторону. И наконец появился улыбающийся Лифшиц.

— Он сидел в камине! — с жаром объяснял Миша Дудин оторопевшей миссис. — Это Ларька придумал! А камин мы прикрыли портретом царя! Будто так и было... Они царю честь отдавали! А там Джером сидел!

Джером Лифшиц сказал:

— Есть предложение. Высоким договаривающимся сторонам немедленно сесть за стол и выкурить трубку мира...

Он торопился и даже несколько подталкивал к столу на сцене сначала Джеральда Крука, а потом Ларьку.

Они уселись. Вокруг, в набитом битком зале, в коридорах, толпились сотни ребят.

Крук не то улыбнулся, не то смахнул неожиданную слезу; может, и то и другое вместе. Он встал, протянул Ларьке руку. Ларька помедлил, но потом руки их встретились.

— Отличное начало, — прокомментировал в темпе Лифшиц. — Будем считать официальную часть законченной. Приступим к деловым переговорам. — Он сделал паузу, посмотрел на Ларьку, на Аркашку, на Гусинского, потом — в зал. И сообщил уже без улыбки: — Придется ехать в Америку, товарищи. Никуда не денешься.

Он понимал, что за секундой гневной тишины поднимется невообразимый крик и быстро подошел к краю сцены, протягивая руку:

— Ша!.. О вас знают не только товарищ Луначарский, но и товарищ Ленин! Так что ведите себя прилично... Хотя Соединенные Штаты нас не признают, в Нью-Йорке у Советского правительства есть свой представитель, товарищ Мартенс. Все будет олл райт! Никаких шпионов... А если кто-нибудь посмеет задержать вас, питерских и московских ребят, мы поднимем на весь мир такой хай, что господам империалистам станет тошно!..

Майкл Смит осторожно нагнулся над миссис Крук.

— Это поразительно! — сказал он тихо. — Ему верят!.. — И добавил, словно капнул ядом: — А вам — нет...

Все же на этом переговоры между мистером Круком и Ларькой не кончились. Ларька заявил:

— Ребята не хотят больше иметь дела ни с Майклом Смитом, ни с Валерием Митрофановичем.

Несколько опешив, Джеральд Крук попытался объяснить, что на такую деликатную тему как-то неловко вести переговоры в присутствии сотен ребят и тех же Смита с Валерием Митрофановичем. Ларька не понимал, что тут неудобного, ему казалось, что напротив — пусть все слушают!

Лифшиц предложил:

— Давайте отменим голодовку. Поедим как следует. И мистер Крук и наш товарищ Илларион пусть посовещаются, извините, на голодное брюхо. Я думаю, они быстро договорятся...

31

Утром шестнадцатого июля 1920 года японский сухогруз «Асакадзе-мару», приняв на борт несколько сотен ребят и сопровождающих их лиц, готовился к выходу из Владивостокского порта. Позади осталось самое сложное — погрузка на судно.