Из Питера в Питер

На третий день плавания «Асакадзе-мару» вышел из Сангарского пролива в Тихий океан. Это произошло очень рано; все ребята спали и только после завтрака узнали, что плывут уже по Тихому океану... Переживаний по этому поводу хватило ненадолго, у каждого находилось дело, тем более что вода за бортом не изменилась, а то, что теперь они входят в самую обширную водную пустыню земного шара и много дней не будут видеть никакой земли, дошло далеко не сразу...

Свободного времени оставалось вообще-то немного, и все же мальчишки пытались играть в футбол, а девочки затевали на палубе игру в «классы»... Несколько не по возрасту для пятнадцатилетних девиц, но так как палуба то кренилась, то уходила из-под ног, получалось весело. Оправившись от болезни, Аркашка шнырял по кораблю, не слушая запретов, забрался даже на пост управления, ухватил без спроса секстант, о котором имел некоторое представление. Потом Аркашка с гордостью рассказывал, как помощник капитана позволил ему определить положение «Асакадзе-мару», причем выяснилось, что корабль находится в Тихом океане на сорок шестом градусе широты и сто шестьдесят третьем долготы... Там были еще минуты и секунды, но их Аркашка не запомнил.

В дождь уходили «домой» — так назывался теперь твиндек, где висели их койки; толпились в каютах у Круков и учителей; репетировали на нижней палубе. Иногда вспоминали, что с ними едет Смит. Поглядывали на него с опаской, интересом и некоторым вызовом: примерно как на встречных акул. Он держался так, будто ничего не случилось — посмеивался, пошучивал. Ларька и его компания со Смитом вовсе не общались, а другие скоро отходили... Даже Ростик уже не лез к Смиту, остерегался ребят.

Скоро выяснилось, что многие завели дневники. Начало этому увлекательному занятию положила Катя. Узнав, что она ведет дневник, Ларька поднял брови.

— Зачем?

Она сразу насторожилась, потому что не терпела его насмешек.

— Для мамы.

Но Ларька спокойно кивнул: Катя теперь не казалась ему чужой.

— Вашей матери будет интересно.

— Конечно, — оживилась Катя. — Заведите и вы.

— Моя неграмотная. Да и о чем писать?

— Вы ей прочтете! — Катя чуть покраснела при мысли, что по ее вине Ларька упомянул о неграмотности матери. — Ей будет интереснее! И приятней... А писать можно обо всем — как называется наш корабль, какой он, как мы уходили из Владивостока, как увидели открытое море, первую акулу — ну, обо всем!

Как-то утром Катя не нашла свой дневник. Она торопилась завтракать, но исчезновение дневника ее смутило... Катя расправилась с завтраком побыстрее и вернулась в отведенную для девочек часть твиндека... К ее удивлению, из женской половины выскользнул Ростик... Катя подошла к своей койке и через минуту обнаружила дневник на месте. Она отлично знала, что только что, до завтрака, его там не было...

Впрочем, Смит напрасно изучал Катин дневник. Там ни слова не было о деятельности красных разведчиков. Даже Катю Ларька все же обучил простейшей конспирации. Между тем влияние красных разведчиков на ребят ощущалось все сильнее. И чувствовалось, что они готовят какой-то новый номер.

С особым возмущением Смит наблюдал за тем интересом, с каким японские матросы осторожно присматриваются к своим юным пассажирам. Моряки решили, что самый главный среди ребят — Аркашка, и уже через несколько дней плавания его неожиданно окликнул вахтенный:

— Твоя барсука?

Это было сказано с надеждой. Аркашка всюду лез, всем интересовался, и вахтенный решил, что заговорить с ним — безопасно. Аркашке очень хотелось сказать, что никакой он не большевик, а настоящий анархист, но он почувствовал, что это не прозвучит... И кивнул, не смущаясь:

— Большевик.

Вахтенный хотя и обрадовался, но посмотрел на Аркашку с недоверием, объясняя на ломаном языке, что если Аркашка большевик, почему не носит красную ленточку, как все партизаны-большевики?..

После этой дружеской встречи Аркашка заверил всех красных разведчиков, что ему удалось установить тайные контакты с командой «Асакадзе-мару», что это надо использовать...

— Как? — удивился Ларька.

— Ну, как... — Аркашка томился, боясь открыть свой необыкновенный план.

При следующей встрече Аркашка подарил вахтенному красную ленточку. Тот, смеясь от удовольствия, радостно принял ее и приколол под блузу, так, чтобы не видно было снаружи.

— Моя не може, — объяснил он. — Капитана сердита!

Аркашке стало ясно, что дело сделано. Он потребовал внеочередного сбора штаба красных разведчиков. И когда ребята собрались, заявил о том, что матросы «Асакадзе-мару» за большевиков, что терять время нечего, надо ковать железо, пока горячо, и захватить корабль.

— Ты что? — ахнул Ларька.

— Я говорю серьезно! И если хочешь знать, твои вечные оглядки, недоверие просто смешны! Революцию не делают, повторяя тригонометрию! Долбя о дисциплине! Чтобы все тебя слушались! Революция — это порыв! Тем более — мировая! Мы захватим «Асакадзе-мару», поднимем пиратский флаг...

Ларька переглянулся с Гусинским и захохотал. Катя не выдержала и тоже засмеялась.