«Из пламя и света»

Афанасий Алексеевич быстро отогнал грозный призрак турецкого плена от Христины Осиповны, обещал достать для мсье Леви номер журнала, где говорится о кавказских водах, и предложил Мише подраться с ним на кулачках, чтобы показать, достаточно ли он силен для такого длинного путешествия и сможет ли защищать бабушку от черкесов.

Мишель отнесся к этому предложению с величайшей готовностью и уже стал было в оборонительную позу, но начать сражение бабушка не позволила.

Разрешив все вопросы, Афанасий Алексеевич велел заложить сани, чтобы ехать к соседям играть в карты.

А пока лошадей закладывали, бабушка успела спросить его мнение насчет Машеньки, Агашеньки и Варюши.

Машенька, Агашенька и Варюша были племянницами бабушки и Афанасия Алексеевича, и, пожалуй, жалко было бы не прихватить их с собой к целебным водам Кавказа! Тем более что по всем двунадесятым праздникам они непременно приезжали поздравить бабушку.

Афанасий Алексеевич тотчас подтвердил, что, конечно, жалко и что необходимо показать Кавказ и Машеньке, и Агашеньке, и Варюше, и уехал играть в преферанс.

ГЛАВА 11

В путь стали готовиться весной, как только сошла полая вода. И когда просохли дороги, длинная вереница экипажей двинулась из Тархан. Возглавлял обоз дормез бабушки, где с ней сидели Мишенька и Христина Осиповна. В других экипажах ехали Машенька, Агашенька и Варюша, мсье Леви и мсье Капэ.

За ними следовала прислуга, за ней — взятые в дорогу вещи и снедь.

Миша накануне отъезда совсем не хотел ложиться. Он сдался только на уговоры мсье Капэ, который рассказал ему, что Наполеон всегда старался выспаться накануне сражения.

Но с того самого момента, как дорожные экипажи, слегка дрогнув, один за другим стали вытягиваться на дорогу, — с этой минуты и до конца путешествия он, почти не отрываясь, смотрел в окно.

Даже поздно вечером, внезапно проснувшись, он упрашивал бабушку на минутку опустить окошко и показать, где они едут.

По обе стороны разбегались к горизонту квадраты и прямоугольники полей — то черные, то чуть зеленеющие, то ярко-зеленые. На них от зари до зари трудились мужики и бабы окрестных деревень, те самые, кого ключница Дарья Григорьевна презрительно называла «людьми».

Увидев господские экипажи, «люди» снимали шапки и долго стояли с непокрытыми головами, провожая глазами обоз. На их поклоны никто не обращал внимания, и только мсье Капэ каждый раз вежливо приподнимал шляпу, а глядя на него, снимал свою и Миша.

Они делали в день около сорока верст и проезжали бесконечное число пестрых квадратов и прямоугольников.

К концу второй недели дорога стала труднее. Рощи пропали, и облака пыли, прогретой солнцем, поднимались за экипажами. Иногда, к великой радости Миши, налетала грозовая туча и, прогремев раскатистым громом и полив дорогу крупным дождем, обгоняла экипажи или оставалась где-то позади.

Потом потянулись степи, где виднелись разбросанные на одинаковом расстоянии друг от друга сторожевые посты, стали встречаться люди в странной, непривычной одежде, то и дело слышались непонятная речь или незнакомая песня.

Однообразие этих мест точно соединило многие дни пути в один долгий день.

Но вот однажды после довольно продолжительного подъема наступил вечер, который навсегда остался в памяти Миши.

Лошади шли замедленным шагом. Он внимательно следил за извилинами дороги, и вдруг за поворотом встали над горизонтом неподвижные облака. Освещенные вечерним солнцем, стояли они в быстро темнеющем небе, не уплывая и не меняя формы. Он всмотрелся — и под острыми вершинами, ниже их, увидал лиловатые тени, лежавшие неподвижными пятнами. Это была кавказская горная цепь, и мсье Капэ, уже предчувствуя конец долгого путешествия, радостно воскликнул:

— Mais ce sont deja montagnes![20] О, как она карош, cette[21] гора Коказ!

Была глубокая ночь, когда Миша проснулся. Он приподнял голову с подушки и прислушался.

Кто-то пел внизу на неизвестном ему языке.

Он был в незнакомой комнате. Откуда-то падал голубоватый свет, и в нем выступали белые стены, белая мебель, светлый ковер на полу.

В углу на кровати виднелась темная голова спящего мсье Капэ. Его худощавое лицо казалось строгим и очень бледным в этом голубоватом свете, падавшем в комнату широкой волной.

Миша быстро вскочил, приоткрыл стеклянную дверь и вышел на маленький балкон.

Высоко-высоко в темно-синей бездне мерцали и переливались дрожащим светом звезды.

Проскрипела где-то арба, сторож крикнул гортанным криком, и ему ответил вдалеке другой.

И эти легкие звуки утонули в тишине, точно мелкие камушки в глубоком колодце.

Миша крепко прижал руки к груди. Под ними взволнованно билось его маленькое сердце, полное восторга перед красотой мира.

ГЛАВА 12

Все нравилось ему в этой стране: и темная синева неба, и пирамидальные тополя, и чинары, бросавшие широкую тень, и стройные фигуры жителей в черкесках с откидными рукавами и в разноцветных бешметах.

Он мог часами слушать заунывные звуки зурны, на которой играл слепой грузин, и без конца смотреть, как кружатся под ее напевы смуглые и ловкие танцоры.