Из-под пяты веков

промысел опять же нехудой беру. Всё, что напромышляю за зиму, – всё к весне в наш

кооператив сдам. И за это дают мне в кооперативе свинцу и пороху много, сухарей дают,

табаку дают, сахару да чаю дают. Понемножку всего, а на всю мою семью хватает. Бывает,

правду скажу, другой раз и голоду прихватим... Бывает... А только лучше уж поголодать

немножко, чем на свою шею цепочку надевать.

Ваня-Вась крепко стиснул зубы. Лицо его побагровело. Дышал он часто и тяжело, как

будто лез в гору.

Ледков заметил это и закончил шуткой:

– Ещё я так думаю: малица у меня, правда, худая – всё же лучше греет мою шею, чем

цепочка шею песца... А ты, как ты думаешь?

Глядя выше головы Ледкова, Ваня-Вась спросил:

– Всё сказал?

– Всё как будто.

– Теперь я у тебя спрошу. . Можно?

– Как не можно? Спрашивай.

– Много вас... ныне... таких... умнеющих в тундре развелось?

– Не считал я, Василий Иванович, только так думаю: есть сколько ли, – серьезно ответил

Василий Модестович.

Ваня-Вась встретил эту спокойную речь, как пощечину, и поднял кулак над головой

Ледкова:

– Отверну башку!

Ледков не стал ждать, когда высокий, разъяренный Ваня-Вась сделает с ним то же, что

делают все охотники с недобитой куропаткой.

Василий Иванович грузно шагнул было за ним, но Ледков – маленький и тщедушный –

оказался быстрым и поворотливым, как олень.

2

Нежарко и нехолодно. Солнце светит одинаково ярко и в полдень, и в полночь. Звенит

прозрачный воздух под взмахами упругих утиных крыльев. По берегам речек и озер важно

разгуливают гуси; лебеди неторопливо опускаются на голубеющие воды и гордо поднимают

свои головы. Всё это бывает в тундре только раз в году – весною.

Весна в тундре – время, когда птицы, звери и люди возбужденно хлопочут, радостно

поют и кричат, забывают о сне, о невзгодах, об опасностях.

Для таких бедняков, как Василий Модестович Ледков, весна – праздник тепла и сытости.

Сам Ледков, жена и ребятишки – все заняты охотой на птиц. Жена и дети ловят птиц

капканами, а сам Ледков то пешком, то на оленях отправляется подальше от чума и приносит

с собой жирных гусей и уток, тяжеловесных лебедей.

В чуме Василия Модестовича не угасает теперь огонь и не снимается котёл,

наполненный птичьим мясом. В любую минуту каждый член семьи может подойти к котлу и

вытащить любой кусок мяса – гусиного, утиного, лебединого.

В свободное от охоты время Василий Модестович часто поёт в эти дни сказку про

ненецких богатырей:

«Три солнца прошли свой путь к тому времени, как въехал он в лес рогов своих оленей.

И это была середина стада...

Только середина».

Обрывал песню. Прищелкивал языком, подмигивал своим ребятишкам:

– Хо-хо!.. Три солнца прошли, а он в середину стада только заехал. А у нас? Пятнадцать

олешков у нас... Ха-ха-ха, наплевать! Проживём и с пятнадцатью! Да!.. Жили и проживём! А

в работники к богачам многооленщикам не пойдём.

– Пой дальше, отец, – просили дети.

И Василий Модестович пел дальше:

«Шум от движения стада оленей похож на рёв морского прибоя, ломающего изъеденный

весенний лёд. Пар от дыхания оленей над стадом плыл туманом, густым и белым, как молоко

важенки, и глаза не хватали до конца этого молочного облака».

– Вот как жили люди! А у меня вот пимы пропали совсем. Голяшки ещё туда-сюда, а на

подошвах дыры. И нет лишнего оленя у меня, чтобы из кожи, что на лбу оленя, заплатки

выкроить. Нет лишнего, да...

Помолчал немного и лукаво подмигнул жене:

– А мы и так извернёмся! Правда?

Жена промолчала, но старший, десятилетний, сын спросил:

– Как извернёмся?

– А вот как: ты сходи за тремя оленями и запряги их. Я тем временем немного поем,

потом поеду и убью гагару. Из шкуры гагары вырежу подошвы. Крепкие будут подошвы!

3

Пасутся олени небольшими стадами. Рога оленей – кружево изумительно тонкой работы,

с узорами и линиями неповторимой красоты и четкости. И каждую минуту, даже каждую

секунду меняется сочетание фигур и линий в кружеве, как будто мастерица-кружевница не

может остановиться на выборе узора, а неустанно ищет все новые и новые формы и

сочетания.

Степан устанавливал на бугре капкан. В капкан, по его расчетам, должен был

непременно попасть гусь: на этот бугор гуси часто садились. Из дробовика он сегодня ещё ни

разу не выстрелил – случай не подошёл. А есть хотелось. И Степан очень обрадовался, когда

услышал стон гагары на ближайшем озере.

Не закончив установки капкана, бегом побежал он к озеру.

К озеру же – увидел он вскоре – мчался на оленях какой-то ненец.

– Чёрт возьми! – выругался по-русски Степан. – Убьёт гагару.

Остановился: незачем было идти к озеру, раз туда уже ехал один человек. Стал наблюдать

за едущим.

Вот тот уже пустил оленей вольным шагом и взялся за дробовку.

Выстрел...

Секунды две сидел ещё человек на санях, а потом остановил оленей и сам скрылся под

берегом озера.

Степан пошел было обратно к брошенному капкану, но захотелось взглянуть на