Из-под пяты веков

подняла его на ноги приснившаяся Марина...

Легла будто бы Марина рядом с ним и сказала: «Лагей всё про тебя знает, а сам не

сказывает».

Испуганный Иван Максимович лезет с повети на улицу.

«Умоюсь, – думает, – снежком да и пойду к Лагею. Допытаюсь, что он знает о смерти

Марины».

Обтер снегом лицо, утёрся подолом малицы и тут только заметил: нет огня в избе Лагея.

– Стоит ли будить его? – вслух спрашивает себя Иван Максимович.

В эту минуту раздался звон церковного колокола.

– Пойду в церкву, – решает Проигрыш. – Русским богам свечки поставлю. С попом

говорить попробую о Марине.

В тихой утренней изморози далеко разносятся крики медной глотки колокола. Из домов

вылезают древние старцы и старицы, крестят зевающие рты и шлепают к церкви.

Блеск иконостаса, обилие горящих свечей, театральные выходы попа в переливающихся

огнями одеждах – всё это производит огромное впечатление на Проигрыша. Он покупает

свечи, подходит с ними к иконам, крестится, отбивает поклоны поясные и земные: входит в

роль верующего в православного бога.

Попу только это и нужно. Раз ненец усердно молится – «постричь его так же просто, как

чихнуть после хорошей понюшки». Одновременно с последним возгласом быстро

сбрасывает поп блестящие ризы в пыльный угол алтаря и уже строго «вразумляет заблудшую

овцу»:

– Что же ты, Иван Максимович, бога-то совсем забыл нынче? Нехорошо... Бог накажет.

Да я уж без того слыхал – беда с тобой стряслась: жена умерла.

Проигрыш от смущения ничего сказать не может, только краснеет да жмурится.

Поп видит, что слова его подействовали, и сбавляет тон.

– Все мы грешны, Иванушка, един бог без греха. На него мы, грешники, и уповать

должны. У него просить милости, смягчая гнев божий посильными дарами и

приношениями... Принеси жертву по силе своей, и всё простит господь всемилостивый.

– Какую ли жертву-то как не можно принести? – переминается Проигрыш с ноги на ногу.

– Пыжика три ли, четыре у меня нароком не сданы. Принесу завтра ли, когды ли.

Но от попа ненцу увернуться так же трудно, как песцу от самого ненца, когда он взял

песца на мушку.

– А, может, олешков бы приписал сколько-нибудь церкви?

Проигрыш плохо верит в силу русских богов, и оленей ему жалко. Но слова и голос попа

вызывают в нем суеверную робость, и он, чтобы обезопасить себя от возможных напастей

чужого бога, с болью в сердце соглашается с попом.

– Пошто не можно? Можно и олешков пару-то какую ли пригнать. Да только, как

думаешь, поможет это в моём деле?

– Господь милостив – молись ему.

И поп, отослав Проигрыша к помощнику церковного старосты, спешит «уловить» других

ненцев, замешкавшихся при выходе из церкви.

– Ты, Иван Максимович, смотри, помалкивай про оленей-то, – говорит помощник

старосты, русобородый, плотный, с белой, как пшеничная булка, физиономией. Он

подкулачник, хотя и числится бедняком. – Сам знаешь: нонешна власть не особо хвалит тех,

кто к богу привержен. Узнает – не миновать острога тебе.

– Н-но?! – испуганно вскидывает Проигрыш глаза.

Вспотев от неприятных мыслей, он с трудом ставит свое клеймо в конце записи.

Широкобородый мужик с белой рожей ему становится противным.

– Прощай наперво, – почти сурово бросает он в сторону помощника старосты, неслышно

шагая в мягких пимах к выходу.

НЕБЫВАЛОЕ, ДА И НЕСЛЫХАННОЕ

1

Вышел Иван Максимович из церкви и сам себя ругает:

– Глупый я!.. Вовсе глупый!.. Думал: с русским попом поговорю – про нехороший свой

сон забуду. А вышло... Тьфу! – вот что вышло. Двух олешков русскому богу посулил, а меня

же и припугнули: «Нонешна власть в острог сажает тех, кто к богу привержен»... Тьфу!.. Нет,

надо мне с Лагеем начистоту поговорить, как, бывало, о Марине говорил с ним... Послушать

бы тогда Лагея – не случилось бы того, что случилось... Не снились бы такие нехорошие сны,

как сегодня...

– Садись вместе с нами за стол, пока чай горячий, – пригласил Лагей Ивана

Максимовича, когда тот перешагнул порог. – А я уж думал, не уехал ли ты: на повети не

нашёл тебя. Да олешки твои, вижу, лежат там, где вчера ты их поставил. Где побывал?

– А в церкви... Глупо ведь?

– Сам понимаешь, что глупо, так зачем у меня спрашивать?

– Вот за прямоту твою и уважаю тебя. Проснулся – хотел сразу же к тебе зайти, да

пожалел будить тебя. А тут церковный колокол забухал... Пошел в церковь, штук пяток

свечек русским богам поставил... А помощник старосты меня острогом пугнул. Зачем в

острог сажать того, кто русским богам кланяется? Правду он сказал?

– А сходим вот на соборку – сам узнаешь, можно ли верить церковникам.

Очень хотелось Ивану Максимовичу о себе рассказать всё, да Лагей поторопил его:

– Олешки-то твои больше суток без еды?

– Без еды. Да они у меня хлеб едят. Откроют лавку – куплю им по куску. До следующего

утра потерпят.

– Откроют магазин – откроется и съезд. А у нас не найдётся нескольких кусков? –

спрашивает Лагей у жены.