Из прошлого: Между двумя войнами. 1914-1936

Оратор заканчивал. Палата слушала более внимательно. Речь завершилась в преднамеренно резком тоне. Блюм упрекал Лаваля за то, что он создал атмосферу военной угрозы и, попустительствуя Италии, сделал возможной африканскую экспедицию, за то, что он помешал возрождению Лиги наций и порвал с французской традицией, отказавшись «встать во главе человечества», за то, что он не проявлял доброй воли и оттолкнул от нас малые и средние державы, за то, что он пообещал Италии столько, что, разочаровавшись, она проникнется к нам еще большей враждой, чем к другим странам. Этот суровый конец речи вызвал среди правых резкие возгласы неодобрения.

С двусмысленной и демагогической речью выступил Теттенже. Около шести часов вечера на трибуну поднялся в свою очередь Дельбос. В вежливых и осторожных выражениях, в умеренном тоне он указывал на провал политики Лаваля и на то, что она противоречила нашей национальной традиции. Его речь, более проникновенная, чем шумная, имела большой успех среди левых; правые слушали ее молча. Он говорил мягко и вежливо – и это производило хорошее впечатление. Его сравнение санкций с действиями жандармов в отношении преступников было сильно именно своей простотой и вызвало бурные аплодисменты. «Примирение не должно доходить до отказа от принципов, оно не должно поощрять агрессора, отдавая ему в руки его жертву. Речь идет уже о нашей собственной безопасности. Если Лига наций добьется выполнения своих решений – будущее обеспечено, если она будет осмеяна – это означает крах коллективной безопасности и возвращение к закону джунглей». Дельбос сослался на речь сэра Сэмюэля Хора, произнесенную им 11 сентября в палате общин; он упрекал Лаваля за то, что он пообещал Италии относиться к санкциям как к несуществующим обязательствам.

Это была речь всего лишь трезво мыслящего человека, но она была преисполнена здравого смысла. В ходе выступления оратора его успех становился все очевиднее. Он показал, что парижский план означает превышение и нарушение полномочий, представленных Лигой наций Англии и Франции. «Можно не любить санкции, но допустимо ли стремиться заменить их вознаграждением?» Предложения, сделанные Италии, являются премией для агрессора; в этом основной порок плана. Правые и центр спокойно слушали эту обличительную речь, столь суровую, несмотря на ее вежливый тон. «Попирая справедливость, войну не ограничивают, а раздувают…» Дельбос обратился к Лавалю: «Вы вызвали недовольство всего мира, не удовлетворив, однако, и Италии. Нужно вновь вернуться к духу Устава Лиги наций, не доходя, однако, в вопросе санкций до крайностей. Если мы подадим пример отказа от Устава, как вы думаете – сможет ли Англия остаться ему верной?»

Дельбос отметил разочарование, вызванное этой политикой в странах, являющихся духовными детищами Франции. Надо действовать, чтобы привести итальянский народ в чувство. Необходимо до 20 января найти соглашение, которое соответствовало бы Уставу, укрепляя в то же время солидарность наций в Женеве. Дельбос очень ловко сделал комплимент правым писателям, ставящим свой патриотизм выше своих страстей. Намекая на диалог между Теттенже и Жаном Зеем, он заявил, что мы, пацифисты, стремимся к союзу со всеми народами, даже с Германией, при условии, что этот союз не направлен против какой-либо другой страны. Теперь палата совсем успокоилась; большинство аплодировало намеку Дельбоса на то, что случилось бы, если бы Германия одержала верх над Россией, и по крайней мере половина собрания отметила успех его речи.

* * *

Пока раздавались не представляющие интереса возгласы с мест, на трибуну поднялся Поль Рейно. Он указал на серьезность спора, в котором участвует «третий молчащий»; его слушали очень внимательно. Его речь зазвучала торжественно, когда он заговорил о народе с фанатичной молодежью, воспитанном в духе «Майн кампф» и стремящемся к войне, пытающемся порвать дружбу между Англией и Францией, чтобы последняя оказалась в изоляции. Затем Рейно, внезапно повысив голос, стал описывать силу и богатство Великобритании, ее отношения с Соединенными Штатами, благодаря которым Америка вступила в войну. Таким образом, он подошел к вопросу о том, что стало с франко-английским согласием. Он подчеркнул, что нельзя после того, как агрессор определен, принимать его оправдания (эта часть речи имела успех у левых); далее он показал мощь великого движения, преобразившего Англию и нашедшего выражение в 9 627 тысячах голосов, собранных при опросе общественного мнения под лозунгом «Мир голосованием». Затем он упрекнул правительство за то, что оно не использовало возможность, которую ему предоставила сама судьба: проблема мира была решена победой французской идеи. Германия оказалась в проигрыше, если она действительно имела своей целью разобщение Франции и Англии.