Из прошлого: Между двумя войнами. 1914-1936

Более полустолетия провел Эррио в рядах партии радикалов, причем все последние десятилетия он был ее наиболее почитаемым лидером. Эту одну из старейших буржуазных партий, находившуюся в течение многих десятилетий в той или иной форме у власти и сохранявшую в то же время довольно широкую и пеструю социальную базу, включавшую и мелкую и среднюю буржуазию, почти на протяжении всей своей истории, вплоть до нынешних дней, раздирали внутренние противоречия. Быть долголетним лидером такой партии, конечно, нелегко. Но им и нельзя было бы быть, не разделяя вместе со своей партией все присущие ей противоречия. Эти противоречия, заложенные в самой социальной природе партии радикалов, были присущи Эррио, может быть, более, чем кому-либо из его товарищей по партии.

Конечно, Эррио на протяжении своей долгой политической жизни всегда был и оставался буржуазным деятелем. Он был очень далек от рабочего класса – этого истинного оплота и защитника демократии. Ему были в полной мере присущи предрассудки и предубеждения буржуазии. Возглавляя левобуржуазную партию, выступая в свое время одним из главных инициаторов и руководителей так называемого «Левого блока», Эррио наивно полагал, что можно создать «Левый блок» и вести «левую политику» без рабочего класса и его авангарда – компартии и даже в значительной мере – против них. Жизнь опровергала не один раз эти ложные, порочные в самой своей основе попытки, но эти уроки не перевоспитали Эррио. Он не совершил той большой идейной эволюции – справа налево, которую, например, проделал до него, в конце XIX века, Жорес, а на его глазах – его бывший соратник по 30-м годам, министр ряда правительств Пьер Кот, пришедший к сотрудничеству с коммунистами. Эррио оставался все на тех же – внутренне противоречивых – позициях. Ему случалось не раз совершать политически ошибочные шаги и высказывать суждения, которые затем опровергала сама жизнь.

Однако Эррио всегда оставался последовательным республиканцем, горячим поборником республиканско-демократических институтов и учреждений, завоеванных в результате долголетней борьбы французского народа.

Конечно, и демократизм и республиканизм Эррио были всегда вполне буржуазными и хорошо укладывались в рамки Третьей республики. Но в историческую эпоху, когда большинство буржуазных политических деятелей открыто переходило под знамена империализма и реакции, когда многие из них ради спасения прибылей и привилегий своего класса и из страха и вражды к народу своей страны были готовы уничтожить традиционные демократические учреждения Франции и заменить парламентско-республиканский строй каким-либо вариантом фашистской или полуфашистской диктатуры, – демократизм Эррио в среде руководящих политических деятелей представлял собой довольно редкое явление. В своих мемуарах Эррио неоднократно решительно осуждает предпринимавшиеся в разное время попытки пересмотра конституции, имевшие целью подорвать республику и прерогативы ее органов, и прежде всего Национального собрания.

Итак, Эррио был буржуазным демократом. Он был убежден в незыблемости и исторической правоте «великих принципов 1789 года», то есть принципов Великой буржуазной революции XVIII века. Безоговорочная преданность «принципам 1789 года» мешала ему понять их историческую ограниченность, несоизмеримое с ними величие и прогрессивность «принципов 1917 года» – принципов Великой Октябрьской социалистической революции, то, что сумели понять его старшие современники или ровесники: Анатоль Франс, а позднее Ромен Роллан и Поль Ланжевен, закончившие свой жизненный путь под знаменами компартии. Но он с полной убежденностью готов был отстаивать «принципы 1789 года», то есть буржуазно-демократический строй, не только от его критиков слева, но и от покушающихся на его основы справа, от реакционной буржуазии, изменившей этим принципам.

К тому же в отличие от своего предшественника по руководству партией радикалов – Жозефа Кайо Эррио никогда не был человеком банков. Для финансовой олигархии, для «двухсот семейств» крупнейших денежных магнатов Эррио не был «своим человеком». Эрудит, знаток классической и французской литературы, тонкий ценитель музыки, поклонник Бетховена и Шопена, Эррио, совмещая свои интеллектуальные увлечения с почти профессиональными занятиями политикой, оставался, вместе с тем человеком, не забывшим о том, что он вышел из низов.

Его мемуары выгодно отличаются от многих иных воспоминаний видных французских политических деятелей. Они не ограничиваются критикой лиц; на это охотно идут многие мемуаристы из отставных политических деятелей, сводящие старые счеты со своими былыми соперниками или противниками, которых они не могли уничтожить иначе, как на бумаге, в запоздалых литературных воспоминаниях. В мемуарах Эррио эта критика лиц занимает весьма скромное место и она намеренно сдержанна. Но тем значительнее та ясно ощутимая критическая тенденция, которая проходит через все его мемуары.