Из пыли времен (СИ)

Глава 16 7 Эон, 483 Виток, начало Весны

Жизнь в Арнстале, на первый взгляд, возвращалась в привычное русло. Все спешили по своим делам: торговцы открыли лавки, женщины с подростками разошлись по полям. И, казалось, все хорошо, все, как всегда.

Вот только отсутствовал привычный живой гомон — на Арнстал словно опустилась завеса тишины. Если кто и разговаривал, то старались делать это вполголоса. Нападение Зверей унесло много жизней. Многие лишились супругов, многие братьев и отцов. В воздухе витала скорбь.

И хоть последние костры уже отпылали, и все погибшие отправились к Богам, черные дни сжали город в тиски.

И даже в тавернах стук кружек, и бульканье эля и крепкого меда, заглушали большую часть разговоров. Свидетели произошедшего шепотом пересказывали увиденное всем, желающим слушать. Говорили о «черной лавине ужаса, вливающегося в северные ворота». Все чаще слышались обвинения Перворожденных, мол, это они виноваты во всех бедах, пережитых Арнсталом за все время существования.

Мало кто помнил, что город — а некогда просто форпост — последний рубеж, оберегающий Равнину от любых страхов Потерянных Земель, будь то Обращенные, или жадное до плоти Смертных иное зверье. Годы истирают память в такой мелкий прах, что собрать воедино уже невозможно.

Атен относился к тем немногим, кто — не помнил, но знал. Дигар рассказывал много всего: и о Восстаниях Домов, и о Запрете Крови Перворожденных. Воин многое знал и об Обращенных — он называл их Свободными Охотниками. Говорил, что само по себе Обращение еще ничего — дар Морета наделяет силой, скоростью, позволяет лучше видеть и слышать, ограждает от болезней.

Но у всякой силы, у всякого дара своя цена, за все приходится расплачиваться. Обостренные чувства становятся ярче, раскрываются сильнее, хлещут через край… И выматывают неподготовленного до истощения, начинают требовать «пищи», в извечно инстинктивном желании выжить. Разум, открывших в себе новые пределы Смертных, попросту не выдерживает. Приходит Голод. И он «пожирает» ступивших — не важно добровольно, или нет — на сей путь, порабощает, доводя до исступленного безумия. Пока его утоление не станет единственной целью и возможностью существования.

Юноша всегда удивлялся, кто может добровольно решиться на такое?

Но и на это Дигар находил ответ: «Жизнь Смертного коротка, и некоторым ее просто не хватает». Атен лишь презрительно фыркал: «Скулящие псы! Честная смерть, лучше бесчестной жизни!» Дигар лишь улыбался — воспитал истинного воина. Интересно, Эйна одобрила бы? Может, и нет… Но уж гордилась бы сыном — точно!

И все чаще в тавернах слышались разговоры, обвиняющие не только Перворожденных, но весь Латтран в придачу. «Отродья! — шептались по углам. — Спелись с «темными»!» Тут же кто-то вспоминал про смерть наследника Мангерета, и не желание Эйнара поддержать короля Хварда, а еще один голос поддакивал: «Не просто так Латтран отозвал свою стражу! Решили отдать нас на поживу Бессмертным! Хорошо, что Орден подоспел вовремя!»

И даже Стражи Последнего Рубежа не брезговали подобными разговорами.

Атена аж передергивало, когда он слышал подобное. «Чтобы другие жили», гласил девиз на сиреневых знаменах Арнстала. Воин не должен жаловаться на судьбу! Лишь его смерть хранит жизни и покой остальных. Лишь пролитая им кровь, позволяет кому-то радоваться. Воин не просит слез по нему, не просит жалости к своей доле. Он делает то, на что другие не способны. И это единственный Путь!

И когда он исполнит службу — вот тогда может позволить себе отдохнуть. Возможно, еще в этом Мире…

Ненависти к Перворожденным Атен не питал. Они не вызывали настороженности… Не больше, по крайней мере, чем любой, оголивший клинок в его присутствии. Дигар многое рассказывал. «Они тоже очень разные, — говорил он, — не все из них враги. Для большинства, честь — все, что у них есть, все, что можно взять с собой в посмертие».

И не верить словам старого воина, Атен не видел причин — Дигар сталкивался с ними еще во времена Долгой войны, сталкивался на поле боя, лицом к лицу.

Закаленный битвами воин много рассказывал юноше — еще мальчишке — о тех днях. Он не застал, начала Долгой войны, но большая часть прожитой жизни прошла на полях ее сражений. Тогда он служил под золотисто-зелеными знаменами Латтрана, еще при короле Даргуне, а Эйнар был всего лишь принцем Крови — наследником являлся его старший брат Эфидар.

Да, он видел, на что способны Перворожденные с мечом в руках. «Если бы они пожелали, захватили бы всю Равнину. И захватили бы честно, без всяких уловок, — всегда говорил Дигар. — Видимо, Эйнар понял это раньше других».

За всю историю той войны Перворожденные всего раз перешли границы своих земель, рассказывал Дигар. В ночь резни при Содевее, что недалеко от озера Ривален. Остальное время их воины лишь отбивали нападения Смертных, защищая свои владения.

Король Даргун в то время находился с войском недалеко от Грансена, а на юге командовал наследник Эфидар. Принц Эйнар держал тракт у форта Соинлег.