Из ранних произведений (1835 – 1844)

Что вижу? Озари, святой Иоанн

, мой разумТвоим пророческим, божественным экстазом!
Борьбу архангела с драконом видел ты;
Сними же с глаз моих завесу суеты!
Что вижу я? Грядёт день грозного сраженья,
День Страшного суда, день светопреставленья!
Что вижу? Груды туч покрыли неба круг;
Громада их растёт, вздымается, – и вдруг
Бросается, как лев, в средину небосклона.
Исчадье адское из грозового лона
С шипеньем вырвалось; сей – огненным хвостом
Бьёт воздух яростно, тот – дьявольским волчком
Несётся вскачь, и все ревут в безумной злобе,
Как в ведовском котле клокочущей в утробе.
Ужель, проклятый род, ты небом овладел?
На божии стези ты как ступить посмел?
И молния, и гром похищены тобою?
О горе! Боннский бес вас подготовил к бою,
Но божьей милости не иссякает ключ, –
И дьявольскую тьму рассеет солнца луч.

«Свободных» дикий стан валит в свою твердыню;

Но скоро, скоро бог накажет их гордыню.
Их Виганд, в воздухе паря, ведёт вперёд,
За ним орава вся бесстыдная орёт.
На Лейпциг путь лежит; там «Гутенберг» в надёжныйПлацдарм он превратил для армии безбожной.
Там башни сложены из множества томов,
Окопы вырыты, и к штурму вал готов.
Писанья Бауэра четыре равелина
Покрыли; ружьями защищена куртина.
Там «Фридрих» Кёппена^{157} лежит над рядом ряд,И прошлогодние Анналы там лежат.
«Труба»^{158} и Фейербах тяжёлою громадойВкруг крепости лежат и служат ей оградой.
Испанский всадник там – твой, Руге, «Новеллист»^{159};Чтоб пот стирать с лица, навален «Пиетист»^{160}.А свой чертовский дом на случай отступленья
Поспешно превратил хозяин в укрепленье;
Законопатил дверь и окна хитрый враг,
А склад оружия он поднял на чердак,
Чтоб сверху набожных огня подвергнуть граду,
Коль удалось бы им прорваться за ограду.
Они вступают, шум подняв и дикий гам,
И размещаются по башням и по рвам.

А набожная рать идёт из Галле

биться;Для штурма у неё – Иакова лествица,
Столп огненный пред ней, как знамя – исполин,
А по пути – костры пылающих купин.
О посети меня, святое вдохновенье,
Чтоб мог я описать их дивное движенье!
Колонну первую ведёт державный Лев;
Он шествует вперёд, нисколько не сробев,
И только пять томов истории всемирной^{161}Держа в своих руках; как в обстановке мирной,
Он – без оружия: он верою силён.
Вслед фон дер Зюнденом^{162} вторая из колоннВедётся в бой; сей муж грех ненавидит страстно;
Оружия на нём ты б стал искать напрасно:
Одним присутствием своим врага он бьёт.
Вот почему бойцы, идя за ним в поход,
Вооружились лишь псалмами и молитвой;
Услышав пенье их, противник с поля битвы
Бежит за три версты. – Послал бойцов и Бонн;
Брат Нихтс[246] – отважный вождь их набожных колонн.Из Швабии отряд летит, как буревестник;
Он в знамя превратил свой «Христианский вестник».
Берлинцев Хенгстенберг ведёт в последний бой;
А бременцы текут, о Маллет, за тобой.Поп Хирцель тоже тут. Он цюрихскую братью,Что Штрауса предала позорному проклятью,
Ведёт; и базельцы за ним во след текут.
Ты, вуппертальский маг, Круммахер, тоже тут.На стогны Лейпцига вступает рать святая.
Вдруг пенье дивное, как будто песня рая,
Разносится окрест; у всех один вопрос:
«Откуда эта песнь, что трогает до слёз?»
И перед ними вдруг, верхом, – не ждан, не гадан, –
Брат Бёйтель; вкруг него курится росный ладан.
«Меч божий, – он поёт, – и гедеонов меч
У нас! Мы победим в ужаснейшей из сеч.
Хоть крепость грозная воздвигнута злодеем, –
Мы адовы врата, – о верьте! – одолеем!»

И вот ослица вскачь на гордый вал бежит;

За ней рать набожных, поя псалом, спешит.
О, что за мощный штурм! Зови, о враг господний,
На помощь дьявола из чёрной преисподней!
Лишь только Бёйтель вал успел, взлетев, занять –
На приступ Хенгстенберг ведёт святую рать.
Но в стан безбожников спешит тогда лукавый,
Чтоб мужество вдохнуть в смущённую ораву.
Вот Виганд с Мейеном на равелин взнеслисьИ мечут тысячу огней смертельных вниз.
Вон Штирнер связки книг кидает вниз с размаха,
И многих набожных хоронит в груде праха.
И Арнольд тут как тут: томы своих Аннал
Он мечет в каждого, штурмующего вал.
А со стены из книг, как молотом Перуна,
Тяжеловесною «Трубою» машет Бруно.
В засаду спрятавшись (кто там его найдёт?),
Брошюры за спину кидает Патриот.
В бой Кёппен бросился, нахмурив грозно брови,
Но всё старается пролить поменьше крови.
Несётся Эдгар в бой, отважен и удал;
Твой, Освальд, перечный костюм от крови ал.
А кёльнские бойцы! Потух в пылу сраженья
У Ртг чубук, но не пришёл в смущенье
Боец испытанный; потухший свой вулкан
Он тычет в животы несчастных христиан.
Червонцы Юноша без устали кидает;
Из Трира чудище, как юный лев, прядает,
Но всё смелей святых дружинников отпор,
Всё ярче и звончей их славословный хор.
Глядите! Хенгстенберг на Виганда напал,Схватил за бороду и, сотрясая вал,
Стащил безбожника; лежит он без дыханья;
От русой бороды – одно воспоминанье.
Арнольд в опасности, и Эдгар смерти ждёт,В дом Кёппен убежал, с ним вместе – Патриот.Уж гордый книжный вал напору поддаётся,
Уже шатается; один лишь Бруно бьётся.
Он в брата Бёйтеля метнул охапку книг,
И бледность смертная святой покрыла лик.
И фон дер Зюндену грозит удар ужасный.
Но тут Галлеский Лев воспрял душою страстной
И, как Самсон, рванул могучий книжный вал;
Он лёг под ним, но что ж, и Бауэр с ним упал.
Лежит злодей в грязи, разбит своим паденьем;
Добить лежачего спешат святые с пеньем.
Тут Бёйтель, с силами собравшись, встал, схватил
За ухо Бауэра и так возговорил:
«Господь победу дал великой нашей вере!
Он – мощный наш оплот! Я вижу в небо двери!
Вперёд же, верные! Сломите рог врагу,
А Бауэра я сам пока постерегу».
И Бауэра связав, вперёд дружина мчится…
Уж к дому Виганда Иакова лествица
Приставлена; уже трещит дверной косяк,
Уж склад оружия на чердаке иссяк,
Уж бедный Патриот заламывает руки,
Уж Арнольд раненый от страшной стонет муки,
Уж Мейена уста и нос кровоточат, –
Тогда в смятении летит лукавый в ад.

С ужасным рёвом он влетает в дом проклятья,

Ругаясь и грозя, к владыке злая братья
Бежит со всех сторон. И он вопит в смущеньи:
«Позор! „Свободными“ проиграно сраженье!
Вотще глумился я, напрасно я смердел:
Нас песнопением противник одолел,
Лишился бороды наш Виганд, Бауэр – в путах,А гордый книжный вал атак не вынес лютых».
От рёва ужаса гудит над адом свод.
И Гегель от стыда в отчаяньи орёт.
Но лишь улёгся страх в сердцах оравы мерзкой,
На беса полился поток угрозы дерзкой.
Шумят мятежники, и Гегель, сам не свой,
Кричит: «Стыдись! И ты быть хочешь сатаной?!
Где был твой серный чад, где пламя разрушенья?
„Аминь“ услышав, – трус! – приходишь ты в смятенье!
От старости в тебе твой злой огонь потух!
Лишь маленьких детей ты ловишь и старух.
Тут надо не скулить, а действовать! Вольтер,
Нам помоги! Сюда, Дантон и Робеспьер!Вы жили на земле, во всём подобны людям!
Так к богу ж дьявола! Чертями сами будем.
Бессилен навсегда мифический синклит;
Тысячелетний жар трусов не накалит;
Воспрянь, Марат! Людьми ведь были мы когда-то;
Так изберём вождём мы своего же брата!
Мифическим лицом был, есть и будет бес;
И он нам лютый враг, как всякий сын небес.
К победе же, вперёд!» – И, дико завывая,
Из ада понеслась кощунственная стая.
Толпу мятежников сам Гегель возглавляет,
Вольтер над головой дубиной потрясает,
Дантон безумствует, и Эдельман орёт;Наполеон, как встарь, командует «Вперёд!»
Марат, двух адских чад схватив рукою каждой,
Зубами щёлкает, томим кровавой жаждой,
Несётся Робеспьер, глаза его горят, –
О горе! Изрыгнул уродов этих ад.
И с рёвом дикая орда свой лёт снижает
Туда, где Бауэра брат Бёйтель охраняет.
Брат Бёйтель в ужасе, ослица слёзы льёт:
«Погибли мы, господь! вот-вот наш час пробьёт!»
Тут в Бёйтеля впилась стрела Марата-зверя,Он наземь надает и видит в небо двери.
Уж Гегель Бауэра целует, говоря:
«Да, ты постиг меня! Мой сын, я жил не зря!»
Он узы снял с него. Несётся вопль оравы:
«Будь, Бауэр, нам вождём! Веди нас в бой кровавый!
Отставлен сатана, его нам замени!»
И с рёвом кинулись на набожных они.
Увы! В святых рядах всё множатся потери;
А Бёйтель, как всегда: он видит в небо двери.
Ослица на небо несёт святую плоть,
Какое чудо ты содеял, о господь!
Ты взял его живым, как Илию-пророка,
И сокрушил навек все замыслы порока.
Вослед за Бёйтелем и весь господний стан
В лазурь возносится, блаженством обуян.
Но – ах! – нет отдыха мужам святым и там; –
«Свободные» летят за ними по пятам;
Сменились ужасом блаженство и отрада;
На небо ворвалось, крича, исчадье ада. –

Тем временем в аду, осиротевшем вдруг,

Лишившемся своих наивернейших слуг,
Лукавый бес стоял в немом оцепененьи
И на порог глядел, где в диком исступленьи
Отряд мятежников пронёсся и исчез.
Но вот, придя в себя, воскликнул злобно бес:
«Так, поделом же мне! Я гнусно предан теми,
В которых сам, глупец, взрастил безбожья семя!
Вдохнув свободы жар „Свободным“ этим в грудь,
К свободе от меня я указал им путь.
С народом этим я связался ведь напрасно;
К свободе без границ они стремятся страстно.
Свободные ничто святым не признают;
Но ведь в конце концов и мне тогда капут.
Против себя иду, борясь с владыкой вышним;
Я только миф для них и признаюсь излишним.
Скорей же в небеса! Я к богу полечу
И с ним святой союз навеки заключу».
Он воспаряет вверх и, пав пред троном бога:
«О, не карай меня, – он молит, – слишком строго!
Отныне я – твой друг». И рёк господь благой:
«Откладываю суд, о дьявол, над тобой!
Иди и смой грехи в крови оравы злобной;
Когда придёшь назад, поговорим подробно».

Лукавый радостно пускается в полёт

И бой неслыханный в разгаре застаёт.
Увы, хоть к набожным пришла с небес подмога,
Они окружены хулителями бога.
Несётся Бауэр вскачь с одной звезды к другой
И машет в воздухе, как молотом, «Трубой».
Навстречу выступил весь ряд евангелистов;
Но власти нет у них над князем атеистов.
Что для него твой рог, о вол Луки! Твой рык,
Лев Марка. Он и вас разить «Трубой» готов.
Вслед Гегель с яростным упорством наступает
И крылья ангелам огнём своим сжигает.
Вольтер дубиною грозит, оскалив рот;
Собор святых отцов безбожный Руге бьёт;
Вот Бауэр, налету схватив звезду, с размаху
Метнул её в врага, бегущего со страху.
Глядите! Сатана лежит, сражён «Трубой»;
Архангел Михаил готов трубить отбой;
Вот Гегель Сириус схватил с отвагой пылкой
И Хенгстенберга им ударил по затылку.
Испуганно пища, хор ангельский в разброд
По небу, среди туч, несётся взад, вперёд.
Пред трирским чудищем крест держит ангел божий,
Но тот кулак свой сжал, на монолит похожий.
Вот ангелов сама Мария звать идёт
Исполнить ратный долг: «На Бауэра вперёд!
Должны мы отомстить безбожному уроду
За то, что он хотел постичь мою природу».
Но тщетны все мольбы, напрасен нежный взор, –
Безбожных воинов стремителен напор;
Они уж близятся к священному порогу,
Уж верным всё трудней им заградить дорогу,
Уже ослица лбом столкнулась со звездой,
И Бёйтель в ужасе летит вниз головой,
Уж Бауэр подскочил, грозя «Трубой» навеки
Свет жизни потушить в сем божьем человеке,
Уж ярый Руге Льва за шиворот поймал
И в рот ему суёт страницы из Аннал, –
Как вдруг – о чудо! – лист сияньем окружённый,
С небес спускается, и Бауэр, поражённый
Внезапным ужасом, глядит на этот лист,
Глядит и весь дрожит, проклятый атеист.
Нерукотворный лист спускается всё ниже,
У Бауэра на лбу пот выступил. Гляди же!
Он поднял лист, прочёл и шепчет, сам не свой:
«В отставку!» Злая рать, услышав это, вой
Безумный подняла и с криками «В отставку!»
Вниз понеслась стремглав, создав на небе давку.
Святые празднуют победу из побед;
Бегут «Свободные», им ангелы вослед.
На землю падают злодеи без дыханья…
Того, кто сеет зло, не минет наказанье!