Из родной старины

— Ничего, князинька, — говорил старый слуга, — потрудимся во славу Божию да государеву. А ежели тебя государь за выслугу пожалует, мне старику великая радость будет.

— Ладно, рассказывай, — смеялся князь, — небось, хотел бы на лежанке погреться да московских калачей поесть…

Царская рать приближалась к молодой березовой роще, откуда неслось щебетание ранних птиц. Громко фыркали кони, продираясь в густой траве и стряхивая тяжелые, светлые капли росы. Вот и роща; пахнуло лесной земляникой, цветами, и запахло грибами.

— Глянь-ко, князь, — сказал поспешно дворецкий, — никак крестный ход идет.

Насторожилось царское войско, теснее построилось.

По узкой лесной просеке, навстречу рати, двигалась темная вереница монахов. Архимандрит Пахомий шел впереди, бережно неся чудотворную икону.

Затихли шумные ряды стрельцов, среди которых до тех пор слышались смех да шутки, и звучали удалые песни. Беззаботный ратный люд молча глядел на бледных иноков, на рясы, черными пятнами мелькавшие в свежей зелени.

— Откуда, отче? — спросил окольничий, выезжая вперед.

— Взята Желтоводская обитель разбойниками! — горестно простонал архимандрит. — Несем мы святые иконы и казну обительскую, дабы уберечь от мятежников… Укрой нас, воевода царский, под свою защиту!

Князь торопливо слез с коня и, перекрестившись, приложился к иконе.

— А мы, святой отец, денно и нощно спешили к святой обители: надо же было такому греху выйти, запоздали маленько…

— Спеши, воевода царский! — сурово ответил отец Пахомий. — Не щади коней и воинов, изгони из монастыря разбойничье скопище.

— Поведай мне, отец архимандрит, как дело было, — сказал князь, — а там к полудню мы нагрянем на мятежников.

Сделали стрельцы недолгий привал, дали коням передохнуть и двинулись крупной рысью в дорогу.

Окольничий оставил сотню воинов охранять монахов, взял на коней архимандрита с двумя древними иноками и поспешил к монастырю.

Солнце уже высоко стояло на небе, когда заблестели вдали обительские кресты. Издалека были видны черные тучи дыму, вздымавшиеся над монастырскими постройками. Изредка дымные облака прорезывались языками красного пламени. За две версты были слышны крики и песни гулявшей толпы.

Князь Щербатов разделил ратных людей на три части и, выстроив их широким полукругом, быстро двинулся к обители.

Разбойничьи скопища долго не замечали врага и только тогда, когда передовые всадники подскакали к самым стенам, в толпе поднялась тревога; раздались выстрелы; казаки бросились запирать обительские ворота… Но было уже поздно.

Тесными дружными рядами, вскачь, стрельцы и рейтары прорубались сквозь толпу в широких обительских воротах.

Нестройная толпа и не думала сопротивляться. Быстро раздавив и смяв разбойников, конница проникла в обительские стены. Справа и слева из других ворот, тоже бежали ватаги разбойников, спасаясь от московской конницы: то были правое и левое крыло щербатовской рати.

Готовясь ударить на стиснутую с трех сторон мятежную толпу, князь Щербатов оглядывался по сторонам, нет ли где засады.

Архимандрит Пахомий, черная ряса которого виднелась рядом с панцирем окольничьего, тоже тревожно осмотрелся и тяжко вздохнул: не узнал заботливый архимандрит своей дорогой обители, все келии и постройки обратились в обугленные развалины, каменные стены были закопчены пламенем пожара, везде пылали костры; на земле валялись порванные парчовые ткани из монастырских кладовых и награбленная церковная утварь.

«Что-то сталось со старцами!» — подумал архимандрит и тревожно взглянул в сторону каменных стен трапезной.

Между тем началось побоище. Стрельцы дали дружный залп, сваливший сразу целые ряды грабителей. Князь Щербатов крикнул еще раз зарядить пищали и зорко всмотрелся в тесную толпу противников. Он сразу приметил, что казаков там было мало.

«Должно быть, сейчас сбоку нагрянут», — подумал он.

Так и случилось. Сряду после залпа из-за соседней монастырской церкви высыпали шумной, бодрой ватагой казаки. Волжская вольница, заломив высокие шапки, храбро шла за атаманами.

— Полыхнем стрельцов, ребятушки! — кричал атаман Нечай, махая тяжелой саблей и забегая в тыл коннице.

Но хорошо обученные рейтары, не разрывая рядов, быстро обратились к неприятелю.

Схватка была горяча, но коротка.

Мигом на обительском дворе образовалась груда трупов, мигом был сшиблен и связан атаман Нечай; атаману Черноусенко бородатый московский стрелец разрубил голову сильным ударом бердыша.

Казаки рассыпались в беспорядке и бросились к единственным свободным воротам, незанятым стрельцами.

— Гони их! Руби! Топчи, захватывай побольше! — гремел князь Щербатов, отряжая в погоню за казаками конный отряд.

Велев остальной рати наставить пищали на обезумевшую от страха толпу мужиков, окольничий подскакал к ней с грозным окриком:

— Становись на колени, мятежники, не то всех перестреляю.

Дрожащие мужики побросали ножи и дубины и с жалобными воплями попадали в ноги князю.

— Смилуйся, воевода, соблазнили нас окаянные! Не своей волей на разбой шли, не гневайся, боярин!

Ватага дружно вопила и причитала, поглядывая на блестящие стволы пищалей.