— Она звала меня. Только мы, кажется, не были знакомы. Я на корабле и не общалась ни с кем. Штормило часто, а у меня болезнь морская, вот я и старалась не выходить, когда людно на палубе. Чтобы не смущать, если что… Всё больше утром пораньше, пока остальные пассажиры ещё спали. Подышу свежим воздухом, дождусь, покуда стюард каюту уберёт, и назад: пить настойку целительную и спать.
— Так браслет же у вас на запястье. По нему я вас нашёл, и она имя ваше на нём прочитала.
— Действительно… Чего это я? — старательно смущаюсь, а себе пометку делаю: больше наблюдать и меньше спрашивать.
А ещё поняла, как в тело это попала. Волшебница призвала. Хоть и звала другую, но вот так случилось, что откликнулась моя душа. Полная тёзка той, чьё тело моим стало.
Ой, мамочка дорогая!
Это получается, что я, Мария Павловна Вежинская, там, в России двадцать первого века, умерла? Иначе как бы моя душа смогла сюда попасть?
Осознав это, я остановилась. Прямо посреди улицы у меня началась истерика. Нет, я не орала, не била витрины, я просто стояла, плакала и никак не могла успокоиться.
Меня больше нет… Нет голубых глаз и белёсых бровей, нет чуть кривенького правого мизинца — памяти о неудачном спуске на санках, нет крепкого, далеко не модельного тела, нет… Ничего больше нет. И пусть не было планов, кроме учебных, связей и отношений, кроме служебных, но всё равно мне было жаль ту жизнь. Плохая, или хорошая — она была моей.
Ружинский вёл себя странно. Не суетился, не уговаривал успокоиться, не искал воду или нюхательные соли. Он просто стоял рядом, легко поддерживая под локоток, и молчал. Без томных вздохов — надоела, мол, дура-девка. Без стеснения перед прохожими, что реву посередь улицы, а ему деться некуда. Спокойно дал выплакаться, достал из кармана платок и протянул мне.
Платок большой, мужской. В уголке монограмма белым по белому — стильно, хоть и без кружев и прошвы. Интересно, кто ему платки метит? — пронеслась вдруг неуместная мысль.
— В монастыре заказываю платки. Там послушницы хорошо вышивают. И за работу берут недорого.
— Мысли читать изволите? — нахмурила я брови. И, вспомнив о том, какие они у меня теперь распрекрасные, про себя улыбнулась. ¬¬
— Нет. Просто вы, сударыня, заинтересованно на уголок взглянули, а дальше логика подсказала, о чём подумали, — губы провожатого чуть дрогнули, но не растянулись ни в улыбку, ни в усмешку. — Пойдём?
И мы пошли. Иван умел делать правильные покупки. Сначала мы зашли в лавку подержанных вещей и там сторговали два дорожных саквояжа. Не новых, но вполне приличных и крепких. К ним торговец добавил сумочку женскую, а я не смогла отказаться.
В магазин дамского белья меня отправили одну, попросив помнить о том, что у меня не так много времени.
Мог бы и не беспокоиться. Что там смотреть? Панталоны на завязках или корсеты, что утягивают талию до осиной, не давая нормально дышать и двигаться?
— Это всё? — с сожалением ещё раз обвела взглядом полки.
Красиво, не спорю, но…
— Мадемуазель не нравится традиционный стиль? — хозяйка смотрела изучающе.
— К другому я привыкла… Без утяжек вот этих, — и кивнула в сторону манекена с жёстким корсетом.
— Момент… — женщина исчезла за тяжёлой бархатной занавеской, прикрывающей вход в служебное помещение магазина, и быстро вернулась с коробкой. — Вот, смотрите.
Короткие, похожие на шортики трусы с тонким кружевом по краю. Топ, напоминающий широкий бюстгальтер с крючками спереди.
— Вот, предложила было новинку местным дамам, но они носики морщат, — швея не то пожаловалась, не то объяснила, почему этот комплект не занял место на витрине.
— Если не очень дорого, я бы купила, — проверяя швы и то, как пришиты крючки, попробовала торговаться я.
— Мадемуазель, у меня есть два комплекта вашего размера и если возьмёте оба, я продам их по себестоимости. Пять франков пара.
Ого! Мы оба саквояжа купили за три франка. Правда, они бэушные, а это всё же бельё… От его качества и удобства будет зависеть моё настроение и самочувствие. К тому же я позже могу снять выкройки с готовых изделий и, купив ткань, сшить себе ещё пару-тройку комплектов. Да и голод мне без этих десяти франков не грозит, как и перспектива остаться без крыши над головой.
Я себя уговорила и выложила на прилавок десять франков. Потом добавила ещё два и выбрала тёплую ночную сорочку самого пуританского фасона, какой был в магазине. Соблазнять мне в замке некого, а мерзнуть не люблю.
Следующий необходимый визит — в обувную лавку. Ботинки, что были на ногах, мне нравились. Удобные, крепкие, тёплые. Но по дому в них ходить не станешь — это уличная обувь. Значит, нужны домашние туфли и комнатные тапочки, в которых смогу до умывальника дойти.
В галантерейной лавке не было зубных щёток. И с удивлением после моего вопроса на меня смотрел не только продавец, но и Ружинский. Опять рот невовремя открыла. Но зато я могу стать «изобретателем» столь необходимой в жизни человека вещи!