Из Ро́ссии с любовью

— Да, сделал. От которого я не смогла отказаться. Ибо положение моё было безвыходно. — Иван стянул губы в куриную гузку, и я поторопилась объяснить, как обстоят дела на самом деле. — По возвращении в замок Его Светлость не захотел оставить меня гувернанткой. У меня же, как вы знаете, ни опыта, ни рекомендаций нет. А так как идти мне было некуда, я выпросила себе должность управляющей придорожной таверной, которую как раз начинали строить. Через декаду предстоит то самое событие, о котором я сказала. Открытие. Приезжайте, оцените, может, потом порекомендуете знакомым, друзьям и, конечно же, землякам, что будут путешествовать в нашу сторону.

— Так вы в таверну посуду покупаете? — облегчённо выдохнул Иван. — А я было подумал, что опоздал.

— Куда? — я для того, чтобы хоть чем-то занять руки, взяла и покрутила в руках чашку, расписанную аляповатыми цветами.

— Попросить вашей руки, — последовал ответ.

Дзинь! Всё же исполнилось моё желание раскоцать чашечку. Хорошо, что эта была из дешёвых, а не из синского фарфора.

Глава 36. К чему бьётся посуда?

«Если чашка разбилась об пол — скоро произойдут неожиданные и благополучные события». Примета

У меня вопрос: Скоро — это когда? А благополучие для кого?

Это «дзинь!» прозвучало как сигнал к тишине. В большом зале все замолчали и обернулись на нас.

Ну всё… — расстроенно подумала я. — Сейчас набегут, начнут претензии предъявлять, обвинять в косорукости. Такой момент романтический испортила…

Народ действительно набежал. В мире, где так мало развлечений, любое мало-мальское происшествие — событие. Ну как, народ… Человек пять покупателей, до этого лениво бродящих по рядам средь выставленных образцов, столько же приказчиков, мои дуэньи и сам хозяин с чашечкой синского фарфора в руках.

Я уже воздуха в грудь набрала для извинения и обещания оплатить убытки, когда он, заглядывая мне в глаза, участливо спросил:

— Мадемуазель, вы не пострадали?

— Да вот… — начала было я, но тут вступился Иван.

— У баронессы Вежинской голова от духоты слегка закружилась. Мы сейчас на свежий воздух выйдем, и всё наладится. Обопритесь на мою руку, Мария Павловна.

Но хозяин склада энергично замахал руками:

— Нет-нет! Не двигайтесь! Под ногами осколки, вы можете пораниться! Сейчас пришлю уборщика, он заметёт их, потом пойдёте. Подождите минутку!

— Вот ещё… глупости, — фыркнул Иван, подхватил меня на руки и понёс к выходу.

— Месье! Месье, — закричал нам вслед купец. — Там справа беседка есть. Присядьте, а я слугу пришлю с водой.

Что происходит? Я с трудом удерживала челюсть в нормальном состоянии, чтобы она не отвалилась, демонстрируя всем, в каком шоке я нахожусь.

Мне только что сделали предложение, потом извинялись за то, что я разбила чашку, теперь носят на руках. Мамочка дорогая, я сплю?

На руках было уютно, но неловко. Всё же я не Дюймовочка. Во мне роста метр семьдесят пять и килограмм восемьдесят живого веса плюс одежда. Надорвётся жених такие тяжести таскать.

Жених… слово-то какое смешное.

— Иван Фёдорович, отпустите меня немедленно! Люди смотрят…

Поставил на пол, за руку придерживает, и тут я вспоминаю, что тело Машеньки Вежинской, доставшееся мне в наследство, вполне изящное и весит от силы килограммов пятьдесят вместе с одеждой. Но не проситься же назад… на ручки.

Тут еще и запыхавшиеся дуэньи догнали нас.

— Мадемуазель, месье, что случилось?

Спрашивали они хором, обращаясь к тому, кто больше понравился. Городская экономка (кстати, так и не знаю как её зовут) ко мне, а мадам Пэти — к торговому представителю.

Пришлось Ивану ещё раз повторять объяснение:

— У Марии Павловны закружилась голова, и она уронила чашечку, которую держала в руках. Я и вынес девушку на свежий воздух.

— А отчего голова-то закружилась? — не поняла мадам Пэти.

— Это, наверное, я виноват. Сделал баронессе предложение руки и сердца. Вот она и смутилась.

Всё же местные тётки слабее — они свои челюсти удержать не смогли. Стояли, приоткрыв рты, и непонимающе хлопали ресницами.

— Пройдёмте в беседку, — предложил Иван. — На проходе стоим. Мешаем.

По глоточку цедя прохладную воду с лимоном, я слушала, как выговаривали дуэньи Ивану за нарушение всех правил приличия.

— Месье Ружинский, вы же должны понимать, что так нельзя! Мадемуазель Мария хоть и без родственников и опекунов, но не одинока. У нас в замке её очень ценят, уважают и любят. Можно было прежде к Его Светлости графу де Венессент обратиться, или хотя бы к господину управляющему, шевалье де Моро. Он сейчас в Тулоне, с нами по делам приехал. Что ж вы так… с наскоку-то? Всё же баронессу сватаете, не белошвейку безродную.

Иван, в глазах которого скакали бесенята, внимал, кивая с самым покаянным видом, признавая свою вину перед нарушенными правилами приличия, но мою свободную руку держал хоть и нежно, но крепко. Давал всем понять, что своего он не упустит.

— Мадемуазель Мария, вы-то что молчите? — вдруг строго обратилась ко мне экономка городской усадьбы.

Теперь всё внимание на мне сосредоточилось, ещё и «торговый представитель» масла в огонь подлил: