Из России в Китай. Путь длиною в сто лет

Несмотря на то, что Ли Ичунь ушла к одному из его лучших друзей (подружились они еще во Франции), Ли Лисань не затаил обиды на Цай Хэсэна, признавая его авторитет и достоинства как партийного теоретика. Тем более что в 1931 году Цай Хэсэн трагически погиб: работая на посту секретаря Гуандунского провинциального комитета[44], он был арестован в Гонконге британской полицией, которая передала его в руки гоминьдановцев. Ли Ичунь находилась рядом с ним до самого ареста с маленькой дочерью на руках. Эта девочка, единоутробная сестра Жэньцзюня, позднее воспитывавшаяся в Советском Союзе и получившая имя Аня Чжуань-чжуань, и стала ниточкой, кровно связавшей двух друзей. Получив известие о расстреле Цай Хэсэна, Ли Лисань был потрясен и написал статью, посвященную его памяти.

Мне до сих пор кажется несправедливым, что официальная история партии связывает Цай Хэсэна только с Сян Цзинъюй. Они предстают как идеальные «супруги-революционеры», объединенные общими устремлениями, нерушимыми узами. О Ли Ичунь в этом контексте умалчивают, а ведь она разделила с Цай Хэсэном его последние нелегкие годы.

Сян Цзинъюй была казнена еще раньше, в 1928 году, во время «белого террора»[45] после подавления «Большой революции». Ее маленькая дочь Нини от брака с Цай Хэсэном, оставленная родителями в СССР (многие революционеры-подпольщики так делали, желая обеспечить безопасность детям), чуть не затерялась в детском доме. Помог случай. Лето 1933 года Ли Мин проводил в Гурзуфе (наверное, поэтому он позднее на ходу соврал нам с Клавой про Гурзуф) в доме отдыха старых большевиков. Узнав об отдыхающем китайце, к нему обратились воспитатели из детского лагеря, расположенного неподалеку.

– У нас здесь есть девочка-китаянка, она не может толком объяснить, кто ее родители, и никто ее не навещает. Вы нам не поможете?

Ли Мин отправился повидать девочку и, сразу же опознав в ней дочь Цай Хэсэна (он ее видел раньше), поспешил передать весточку ее тетке Цай Чан. В Москве он помог забрать Нини из детского дома, временно поселив у Сальды с мужем, а затем через МОПР устроил в Международный детский дом в Иванове, где она попала в группу своих сверстников-китайцев.

Нини, до самой старости сохранившая благодарность моему мужу, сама рассказала мне об этом. 1 мая, когда Ли Мин взял ее с собой на Красную площадь, осталось одним из самых ярких ее детских воспоминаний.

Третий брак Ли Лисаня состоялся по инициативе с женской стороны. Видя его тоску и одиночество, свою любовь ему предложила младшая сестра Ли Ичунь (всего в семье было девять сестер!) по имени Ли Чуншань – «Любящая добро». Кстати, первого мужа Ли Ичунь, брошенного ею ради Ли Лисаня, утешила в горе другая сестра – седьмая по счету. Видимо, это было семейной традицией: старшая бросала, а младшие утешали брошенных.

Ли Чуншань впервые увидела Ли Лисаня, когда приезжала ухаживать за старшей сестрой после ее родов в 1923 году. Наверное, он запал ей в душу, потому что, узнав, что он остался один, она, по словам Ли Лисаня, сама пришла к нему.

Младшая сестра по характеру была совсем не такой, как старшая: тихая, спокойная, преданная. Старалась быть послушной, услужливой женой, как предписано конфуцианской традицией, даже ноги мужу омывала. Но, по моим наблюдениям, сердце Ли Лисаня она не затронула. Тем не менее в том, что он расстался с третьей своей семьей, где было двое совсем маленьких дочерей, Ли Лисань также не был субъективно виноват. Так уж сложились обстоятельства.

После того как поднятая им волна восстаний и наступлений китайской Красной армии была подавлена, осенью 1930 года Ли Лисаня вызвали на проработку в Москву. Таково было решение Коминтерна. Отъезд его, как всегда в таких случаях, держался в глубочайшем секрете. Он уезжал, сам не зная, надолго ли. Жена осталась с маленькими детьми на руках, но судьба не пожалела ее. Вскоре она в третий раз стала матерью, а затем оказалась в гоминьдановской тюрьме. Самую младшую девочку отдали на воспитание в чужую семью, и она нашлась лишь после смерти Ли Лисаня благодаря публикациям в связи с его реабилитацией в 1980 году.

Все это кажется просто невероятным в наши дни, но Ли Лисаня, на мой взгляд, не следует упрекать в бессердечии, ибо он не мог распоряжаться даже своей судьбой: Москва не разрешала ему вернуться на родину, и процесс так называемого политического перевоспитания обещал принять затяжной характер. Поняв это, Ли Лисань написал письмо жене и, объяснив свое положение, предоставил ей полную свободу в личной жизни. Письмо повез в Китай Чжан Вэньтянь, а передал в руки женщины Чжоу Эньлай.