Джон подписал протокол допроса.
— Ты не учел, что есть и такие, кто создают и защищают, как я.
Он мог спокойно вернуться домой. Дело было сделано: лидеры движения арестованы и осуждены, мода на дайверси потихоньку сходила на нет.
— 9-
— А вы кто?
— Отец, ты не узнаешь меня?
Он не мог ошибиться адресом, хотя дом изменился. И мать… Разве она красила волосы?..
Где-то далеко, в Колорбра, молодой паренек решил рассмотреть мозг человека как информационную систему.
Часть 2. В преддверии
Снег не идет, но чувствуется во всем. Черные тучи, в спешке бороздя небо, выстраиваются в длинные колонны, готовые штурмовать хоть само солнце. В воздухе слышно напряжение. Весь город стремительно крутится вокруг своей оси, словно пес, сорвавшийся с поводка и пытающийся поймать зубам блоху, засевшую в его хвосте. С бешеной скоростью летят машины, звонят телефоны, с озабоченным видом спешат куда-то прохожие. Единственным парадоксом во всей этой суете остается молчание: люди поражают своей собранностью и деловитостью. Все делается молча, без лишних слов. Даже дети играют молча. Лишь шум воды, все еще бьющейся из жерла фонтана, да крики ворон, да шорох подошв об асфальт нарушают тишину.
Это грядет. Мир воспринимается сквозь пелену. Смотришь вокруг и чувствуешь, что проваливаешься куда-то вглубь, может быть, в иные миры. Из последних сил удается удержаться на грани реального бытия. Чувство равновесия не подводит, но тошнит, рука дрожит, глаза слипаются, в голове какой-то беспорядочный шум. Но даже сквозь эту слабость пробивается ритмично повторяющаяся, как удары сердца, мысль:
Лето, но, кажется, что скоро должен пойти снег. Оглушающая бездонная тишина, предвещающая катастрофу. Слышишь ее и не знаешь: то ли что-то случилось с тобой, то ли это просто навязчивая идея, кошмар, переутомление. Оглядываешься по сторонам — и видишь всю ту же тишину.
Мир колеблется. Зыбкие его границы расплываются, уходят куда-то, отходят в сторону. Не остается ничего святого, незыблемого, реального. Даже фонарные столбы горят все днем — такого еще не бывало, по крайней мере, на этой улице.
Воронка времени заглатывает всех и вся, а напряжение подметает крошки с его стола. Но вот стол блестит, и пора положить скатерть и поставить сверху вазу с цветами и конфетницу для гостей, но никого нет. И ты один в этом мире, который перевернулся вверх дном.
Вчера на твоей родине началась война.
Часть 3. Дома и люди
Когда горят ночные огни, кажется, что это танцуют души убитых людьми зданий, похороненных под однообразием форм и расцветок. Их силуэты, как необъятные надгробия, застилают собой весь горизонт. Лишь вдалеке, в узкой щели между чередой многоэтажных колонн, пробивается слабенький, но отчетливо видимый зрачок маяка, да прячутся в ускользающий от взоров мрак сопки и горы.
Деревья молчат, порабощенные давящей вертикалью зданий, угрюмо уступивших немного места для детской площадки. Возведенные человеком, новые жилища не любят детей. Маленькие и большие бестии, эти импульсивно-рассудочные существа могут нарушить бетонное долголетие, оставить после себя какой-то знак, в то время как дома должны быть однообразными.
Такими их задумал человек. Такими он создал их. Длинный путь возникновения и развития человечества вмещается в историю его строительства.
«Я построил дома для того, чтобы
«Человек должен жить в доме
Эра деревьев прошла. Наступило время куполов, этажей и лестниц — их непреодолимость не способна поколебать даже сама Земля.
Лишь кое-где небо вокруг зданий пока свободно. И то исключительно потому, что людям все еще нужны звезды. Ухмыляющиеся, самодовольные своей незаменимостью небоскребы могут заменить легкие, но они лишь сводят вместе многоголосую сумятицу человеческих душ.
НЕБО, КАК И ПРЕЖДЕ, РЕШАЕТ ВСЕ.
Часть 4. Нелепость