Из сгоревшего портфеля (Воспоминания)

К чему я все это пишу? Оправдаться хочу? Найти причины своей неудачливости? Свалить на обстоятельства тот факт, что не получилось из меня актера? Возможно. А может, просто потенций не хватило, может, действительно бездарен был? Тоже возможно. Все-таки три сезона появлялся на сцене. Кое-какие рецензенты местных газет даже отмечали: «...в роли комсорга Виктора Ромейко... или там – Саула в «Пряничном сундучке» органичен и обаятелен был молодой актер Георгий Герасимов...» Спасибо и на этом... Молодой, с каким-никаким темпераментом, вот и тянули меня режиссеры на героя-любовника, а я все о характерных ролях мечтал, с наслаждением купался в образе какого-нибудь Жевакина из гоголевской «Женитьбы»... Однако это все было уже после учебы, уже в театре. А в студии? В студии тоже не блистал, хоть и очень старался. Что ни говорите, как ни предавайте анафеме «амплуа», «типажность», но только редкие актеры, настоящие большие артисты, выбиваются за их рамки, решаются нарушить каноны, с внешностью типичного «характерного» берутся за «героя-любовника» и убеждают, побеждают, завоевывают зрительскую симпатию. Так на то они и Таланты. А середняк – знай свой шесток... А ведь было желание, было стремление. Из студийцев не всех посылали в театр, играть массовки. Мне повезло. Был я в Вахтанговском и мушкетером, и мавром в «Сирано», и слугой, воином и боярином в «Великом государе», солдатом и рабочим в спектакле «Неугасимое пламя», который едва один сезон удержался на сцене. Приходил за час-полтора до спектакля, гримировался (какие носы клеил!), одевался, с верой и любовью смотрел на всяких полководцев и ораторов, обращавшихся к нам – бессловесной массовке. Кому было дело до позы убитого мавра, лежащего на бруствере окопа? Кому нужен был его «африканский» грим, ежели в эти мгновения шел занавес и все внимание зрителей сосредотачивалось на раненом, опирающемся на шпагу герое-поэте, оплакивающем своего погибшего друга? И все-таки, все-таки! Как-то замечательный Сергей Лукьянов (герой «Кубанских казаков», он тогда играл в Вахтанговском, потом ушел во МХАТ) обратил внимание на раненого, с рукой на перевязи солдатика, на пожилого рабочего, в толпе других восстанавливавшего «гигант на волжских берегах», заглянул к нам в гримуборную, посоветовал сменить парик, даже несколькими штрихами поправил грим на моей мальчишечьей физиономии. И на сцене, произнося свои зажигательные речи, частенько смотрел на меня, обращался ко мне. Спасибо вам, Сергей Владимирович! Как же я тогда старался. Ради него. День и ночь готов был вкалывать на «сталинградском тракторном». С каким восторгом аплодировал и орал «Ура!» вместе с остальн

Друг - Арон Абрамов. На об.: "Лучшему Другу и Товарищу дорогому Егорушке Г. от Арона А. Москва 1947 г."ыми рабочими и солдатами...

А как-то случился со мной в театре один казус, не очень-то замеченный другими, но меня просто чуть не убивший. Идет спектакль «Великий государь» Соловьева. В роли Ивана Грозного (один из самых «модных» образов в последние годы сталинщины) Иосиф Моисеевич Толчанов – солдат Иван Шадрин в «Человеке с ружьем», достойный партнер великого Щукина – Ленина. Меня отец на этот спектакль еще до войны водил, я до сих пор помню, как из глубины сцены шел по коридору Смольного живой Ильич, и зал с громом оваций поднимался, встречая его. Значит, играл Иосиф Моисеевич – Ивана Грозного, а у нас в училище вел он третий курс (я тогда уже был на втором и в качестве добровольного помрежа помогал старшим товарищам). Знал он, короче говоря, меня. К чему я все это рассказываю? А чтобы было понятно дальнейшее. Начну с того, что у дружка моего Арона Абрамова была подружка Фирка, а у той младшая сестренка Ирка. Познакомились мы, когда этой Ирке было лет тринадцать, и мы в нашу «взрослую» компанию ее не очень-то допускали. Было сие еще году в сорок пятом. К описываемому времени Ронька с Фиркой встречаться перестали, мы с ней года полтора вообще не виделись. А жили сестры на улице Алексея Толстого, т. е. в районе, очень близком к переулку Садовских, где играл тогда Вахтанговский. Именно в это время ходил я из студии, с Арбата, на вечерние спектакли, когда в массовках участвовал, когда просто так, провести вечер свободный, благо никаких билетов или контрамарок мне теперь не требовалось: хочешь – иди через «артистический», хочешь – через главный подъезд, контролеры, билетеры и сторожа уже знали: свой.