С последним обстоятельством связано у меня несколько курьезных случаев, не удержусь и хоть коротенько расскажу о некоторых. Галя Когтева – впоследствии многолетняя дикторша центрального радиовещания – я всегда узнаю ее голос – теплый, грудной, ее великолепную дикцию, – упросила меня подыграть ей в отрывке из «Женитьбы Белугина»: она – героиня, я, соответственно, жених-провинциал, явившийся делать предложение московской львице... Не очень мне хотелось Белугина играть, да уж больно хорош был исполнитель этой роли в филиале Малого театра Анненков... Получил я фрак, манишку, брюки со штрипками, лаковые штиблеты, цилиндр, крылатку... Жутко непривычная одежка – спина фрака тянет плечи назад, узкие панталоны не дают свободно ногу в колене согнуть, цилиндр норовит съехать набекрень. А ведь для моего будущего героя это – привычное одеяние, правда, не поддевка с шароварами, но и не совсем уж нечто экзотическое. Белугин, хоть и провинциал, а уже пообтершийся... Все эти мелочи надо учитывать, вплоть до белых нитяных перчаток и хризантемы в петлице... Как же – свататься едет! Короче говоря, напялил я фрак и хожу в нем по училищу, и на лекциях сижу. И никто на тебя особого внимания не обращает, все однокашники невесть во что вырядились, кто в гусарском ментике, кто в венгерке или офицерском мундире, кто в бальном платье, с веером из перьев, кто-то даже в кимоно семенит... Должен чувствовать себя в непривычном, как рыба в чешуе. Глядишь, кто-то из педагогов или старшекурсников кинет: фалды, мол, откидывать, садясь, нужно легким движением кистей рук... А колени, когда ногу на ногу закидываешь, почти не сгибать, а то начнут пузыриться панталоны... И все на ус мотаешь...
Конечно, появляться вне студии во фраке не рекомендовалось, а вот в мундире русского предреволюционного офицера – с золотыми погонами и парой крестов на груди, в фуражке с кокардой, – я рискнул. Вылез как-то в перерыве на Арбат. Тогда по Москве еще много шаталось зарубежных вояк-союзников: англичане, французы, поляки, чехи... Царская форма как две капли воды походила на болгарскую. Никто и внимания не обращал, хотя Арбат – улица «режимная». Тянешься перед военными старших чинов, отдаешь честь, прикладывая два пальца к козырьку, тебя приветствуют младшие по чину... Только не зевай, будь внимателен. И патрулю лучше на глаза не лезть. Идет поручик, в левой руке белая перчатка, правая – приветствует, шаг четкий, спина прямая – иностранец. Чудное ощущение себя как не себя... Однажды вылез я на улицу в мундире реалиста – не гимназиста, с поясом, «золотыми пуговицами», в фуражке с гербом и номером гимназии на погончиках, а именно реалиста – реального училища, уж и не помню, кого тогда изображать собирался (мы ведь не по одному отрывку играли – какой-то свой, основной, а в каких-то подыгрывали). Мундир был серого мышиного цвета, запахивался наискось через грудь, однобортный, на крючках. Выскочил я в нем на улицу, и тут же окружили любопытные. У нас в стране тогда мания шла – всех в мундиры обряжать... «Это что же за форма?» – спрашивают. – «Да вот, студентам университета, – говорю. – Не точно еще. Испытываем...»