Из сгоревшего портфеля (Воспоминания)

В школе уже шли уроки. Сразу навалились комсомольские дела, но уже без той ярости, без того горения, что полыхало в наших сердцах год назад. Дела на фронте шли отлично. Засветила возможность возвращения к родным пенатам. Районный Дом Культуры, памятуя мои прошлогодние успехи на сцене, зачислил меня в штат, дали какую-то зарплату, рабочую карточку. Теперь мне больше не приходилось бегать после уроков в промкомбинатскую столовку и делить с мамой ее скудный обед и горбушку. В те дни, что я вернулся, застал ее в больнице – возвратный тиф. Первый раз переболела она тифом еще в гражданскую, но и на сей раз было опасно. Случись это весной, не уверен, выжила ли бы... Но тогда особенно не задумывался со свойственным молодости эгоизмом. Правда, ежедневно заглядывал в больницу, носил уху, картофельные самодельные блины – драчены, пару ложек винегрета. Было чем поддержать больную. И она действительно довольно быстро оправилась, встала, а вскоре и вышла на работу. Жизнь налаживалась. Прибежишь домой с уроков, наскоро нашинкуешь добрую макитру овощей – взвод солдат накормить можно, плеснешь постного масла, отрежешь добрый кус хлеба, налопаешься и – в Дом культуры, до позднего вечера. Учебу, конечно, запустил, никаких домашних заданий, не тем голова занята. Да и в классе уже кое-кого недосчитался: уехала в Москву Светка с матерью Софьей Ивановной, в прошлом году работавшей директором интерната, а потом зав. РОНО. Елена Петровна была назначена на ее место, и мы потеряли любимого учителя. Леша Коренев тоже уехал в Москву – его отец работал главным инженером куртамышского промкомбината, и мать жила с ними все годы эвакуации. Отозвали. В общем, настроение у многих чемоданное. Мама написала в Мострамвайтрест – не пришлют ли вызов: без вызова в Москву не пускали. Отец все эти годы безвыездно работал в своем поселке под Люберцами, в Москве не бывал. Писал редко, так же редко присылал немного денег. Работал он уже не в школе взрослых, а на большом военном заводе, выстроенном еще до войны. Как человека опытного и старого члена партии назначили его начальником охраны и выбрали партсекретарём. Работало там тысяч десять разного народу. Забот хватало. Запомнилась, к примеру, отцова одиссея: поездка в Среднюю Азию. Подсобниками на заводе работали мобилизованные узбеки-декхане, ни к климату, ни к пище нашей, ни вообще ко всему строю здешней жизни не привычные. Голодали, холодали, болели. Бывали смерти. Несколько сот человек – не фунт изюму. Еще осенью сорок второго отец ездил в Узбекистан, связался с семьями мобилизованных, собрал теплые вещи, какие-то посылки, сумел доставить все это на завод. К моменту нашего возвращения тоже только что вернулся из дальних странствий после двухмесячного мотания по градам и весям Средней Азии. Добился демобилизации нескольких доходяг, отвез их домой, а оттуда пригнал два товарных вагона с посылками и вещами. Узбеки на него молились, сам тому свидетель. А легко ли шестидесятилетнему человеку недоедать, недосыпать, неделями не раздеваясь валяться на нарах теплушки, выбивать вагоны, встречаться с зареванными женами и детишками несчастных узбеков... Языка не знает, по дороге «зеленая улица» воинским эшелонам и фронтовым грузам. А тут два вагона и горстка сопровождающих узбеков с завода во главе с отцом... Сколько приходилось сражаться со всяким железнодорожным и воинским начальством, чтобы выбить эти вагоны, чтобы цепляли их к эшелонам, идущим в Россию. Вез оттуда отец, по его рассказам, мешка три урюка, сабзы, лука, перца и прочих даров узбекской щедрой земли. Довез едва пару мешочков небольших – то одному сунешь, то другому, хотя и документы в порядке и партбилет с большим стажем, и поддержка местных органов власти. Так что дел у отца хватало. И к себе нас он тоже вызвать не мог: вызывали только на работу. Да и были, как я потом понял, у моего Павла Архиповича некоторые обстоятельства, которые не очень-то толкали его на встречу с мамой. Уже в конце тридцатых они почти совсем расстались, только дача связывала, да я – «самый старший и самый младший», как шутил отец: старший сын и младший ребенок... Впрочем, в своем месте вы все поймете.