Из сгоревшего портфеля (Воспоминания)

«Сексот» – так звучало в народном произношении это понятие, так презрительно и уничижительно называют и до сих пор этих людей. Слова «филер», «доносчик» как-то ушли из нашего лексикона, «добровольный помощник» – пытались именовать представителя этой категории в органах внутренних дел. Но народ звал их – «сексотами». «Сексот» – это даже не «легавый», как именовали приблатненные милицейских, это куда хуже, это мерзее – «сексот». Существовали «топтуны», «воротники» – к этим малопочетным профессиям мои ровесники относились с презрением, но без ненависти. Ну тупица, ну бездельник, ну держиморда в штатском – топчется на улице, по которой проезжают правительственные машины, или возле подъездов, где изволят проживать всякие шишки, поглядывает по сторонам. У всех этих «топтунов» определенная униформа: черные глухие пальто с мерлушковыми воротниками, такие же шапки, а летом – черные костюмы и шляпы, идущие многим из них, как корове седло. Зимой, когда холодает, воротники подняты, поэтому и «воротники», деятели эти сразу заметны. Бродит такой лоб, а чаще всего они крепкие, высокие мужики, по тротуару, косится по сторонам, поглядывает на снующий туда-сюда городской люд, но никого не трогает. Ну и бог с ним. Топтун. Существует еще «стукач» – этот поподлее, доносчик. Но и про стукачей окружающие, как правило, знают. Такие особи внедрены в каждое учреждение. Они несут определенные обязанности, хотя в большинстве люди некомпетентные, работники аховые... Но подлее всех «сексот». Это страшно, это подло. Это провокатор. Ты с ним, как с человеком, а он...

Но по порядку. Как мне было указано, я на следующее утро набрал «зашифрованный» номер, Семен Александрович дал адрес и попросил зайти вечерком. Та же улица Горького, но ближе к центру. Конечно, сегодня ни этажа, ни квартиры не помню, а вот дом частенько вижу. Вход со двора. После уроков пошел вниз к Манежной. Ближе к спине заткнут за пояс двойник моего утопленного Вальтера. «Семен Александрович здесь живет?» – «Проходите, пожалуйста». Обыкновенная прихожая обычной московской квартиры, висят какие-то пальто, стоит велосипед. Дверь открыла девушка моих лет.

– Папа, к тебе! – и довольно радушно проводила меня взглядом, когда двинулся я к распахнувшейся двери одной из комнат.

– Заходите. Даша, поставь нам чайку. Черт знает что... В домашней куртке, расположенный, вежливый.

– Вот, вы просили... – залез рукой за спину, под китель, вытащил пистолет. Протянул. Полковник взял его, взвесил на ладони, усмехнулся.

– Гляди-ка! Сам делал?

– Сам.

– Мастер. Ну садись, – опять перешел на «ты». – Хорошо сработано. – Открыл ящик стола, сунул туда. – Тебе больше не потребуется. Конфискую. С таким можно на улицах грабить... Не пробовал? – пошутил он. И перешел к делу. – Значит, так. Сейчас у тебя начнутся экзамены. В июне кончишь? – Я кивнул. – Адрес твой у нас есть. Когда потребуешься, дадим знать. А телефона нет?

Очень не хотелось мне рассказывать, где именно я живу. Но в общем коридоре висел телефон. Уж лучше, чтобы звонили. Позовут. Записал мой номер.

– Как у тебя с языками?

– По-немецки в детстве болтал, в немецкой группе до школы был.

– Добро. Чайку выпьем? Пошли.

Я было стал отказываться. Очень неловко себя чувствовал. Но согласился. Пошли в уютную кухоньку. Кипящий чайник, на столике вазочка с печеньем, конфеты.

– Может, есть хочешь? Даша!..

– Да нет, что вы! Я сыт...

Появившаяся в кухне дочь разлила чай, присела сама у стола. Слово за слово, выяснилось, что она тоже театралка. Хочет поступать или в Камерный, или в Вахтанговский. Разговорились... Короче говоря, просидел я в этой кухоньке добрый час. Отец ушел, а мы продолжали непринужденно болтать. «А этот спектакль видели? А какой Берсеньев – Сирано!..» Даже не хотелось уходить. Но распрощался. «Может, встретимся. В Вахтанговском уже документы принимают...»

Ушел я из этого дома успокоенный, даже гордый тем, как приняли меня, как говорили. И Даша – ничего себе. Не выставляется. Может, действительно, побоку актерство? Тут серьезное дело предлагают. Разведка – раз про языки спрашивал. И что зять у меня герой, знает... И про отца...