Из штрафников в гвардейцы. Искупившие кровью

Повернули коней в лес. Протискивались между деревьями, объезжали валежины, огибали овраги. В конце концов, исцарапавшись о сучья, спешились и повели коней в поводу. Иванок пытался заговорить. Задавал какие-то вопросы. Но вскоре заметил, что Воронцов его не слышит, и, прибавив шагу, ушел вперед.

Воронцов думал о том, что с ним произошло в последние два дня. Перед выездом в лес он взял на руки Улиту. Девочка смотрела на него все тем же настороженным взглядом. Потом потрогала рубец шрама над левой бровью и сказала:

— Бо-ба, бо-ба…

— Уже не бо-ба, Улюшка. Все уже зажило. А скажи, кто я? А, Улюшка? Ты знаешь, кто я?

Девочка потупилась. Потом снова потрогала шрам. И, когда он повторил вопрос, закрыла рот ладошками и замотала головой.

— Улюшка, — окликнула ее Зинаида, — это папка твой. Папа Саша.

— Саша, — сказала Улита и засмеялась.

Зинаида улыбалась. Зеленые глаза сияли глубиной, которая озаряет взгляд женщины, когда рядом мужчина. И он, и она понимали, что рано или поздно они перейдут ту зыбкую черту, которая хоть и удерживает пока, но уже почти незрима. После того, что произошло у родника, он не посмел даже притронуться к Зинаиде.

Он вдруг спросил себя, куда он едет? Что ищет в лесу? Но в следующее мгновение спохватился: надо передать посылку Анне Витальевне, справиться о здоровье детей, узнать, что привезти им в следующий раз? Не поехали бы они с Иванком, поехала бы Зинаида. А на дороге появились мины… Они нашли всего одну. Сколько их еще здесь осталось?

Если они встретят в лесу людей Юнкерна, «древесных лягушек» или казаков, придется стрелять. Как же не хочется! Как он устал стрелять в людей! Да еще здесь, откуда уже полгода как ушла война. У Иванка есть цель. Ему кажется, что, если он отыщет казака Кличеню и расправится с ним, то тем самым каким-то образом поможет сестре вернуться домой. В какой-то степени он прав: если здесь, в Красном лесу, действует зондергруппа, а Кличеня в ее составе, то, уничтожив диверсантов, они помогут нашим войскам быстрее продвигаться вперед. На Днепре сейчас идут бои. Захвачены плацдармы. Никто не ожидал, что атака правого берега начнется с ходу, без подготовки. Где-то там и его особая штрафная рота. Жив ли Кондратий Герасимович? Что с капитаном Солодовниковым? Он послал письмо Нелюбину. Интересовался, спрашивал и о других. Знал, что его весточку из госпиталя будут читать всей ротой. Но ответа не дождался. Письмо от Кондратия Герасимовича, если он жив, может, и пришло. Но теперь, из госпиталя в Подлесное, его перешлют не скоро. Пока припишут новый адрес, передадут обратно на почту, да пока будет плутать в пути… Правда, утешало, что до ноября оно все же дойдет, и ротные новости, пусть месячной давности, он все же узнает.

Нет, Иванок все же прав. Если зондергруппа здесь, ее надо каким-то образом хотя бы вытеснить отсюда. А если с группой остались и казаки… От этих можно ждать чего угодно. С прудковцами у них старые счеты. Тогда, позапрошлой зимой, они наверняка не всех прихватили. Кто-нибудь да ушел. Нагрянут, беды наделают. Иванок это понял давно.

Вскоре они вышли к сбитому самолету. Иванок внимательно обследовал останки «лаптежника» и сказал:

— Кто-то здесь уже побывал. После меня. — И указал на зияющие дыры на плоскостях и на боках самолета. — Этого не было.

— Ты думаешь, один из Прудков сюда ходишь?

— Из Прудков — один. Не ходят наши в Красный лес. Боятся. После того, как бабка Верка с коровой подорвалась, никто в лес ни ногой.

— А почему саперов не вызвали?

— Дядя Петя вызывал. Были они здесь. Неделю жили. И саперы, и трофейщики. Они поля разминировали. Две машины боеприпасов увезли. Когда немцы здесь стояли, минные поля были везде. Особенно они боялись леса. И противотанковых понаставили, и «лягушек».

— А в лесу? Мины на дороге их работа?

— Точно не знаю. Но вряд ли. В лес они вообще не совались. Саперы много мин обнаружили по опушке и в поле. Дорога была чистой. Я по ней ходил. Бабка Верка подорвалась в поле.

Дальше пошли по просеке. Решили обследовать ее, не заминирована ли.

— Там, на берегу речки еще один самолет. Бомбардировщик. Тоже немецкий.

Просека оказалась чистой. Никаких следов они здесь, кроме старых отпечатков конских копыт, не обнаружили.

— На хутор кто ездил? Ты? Или Зинаида?

— И я, и Зинка. По очереди.

— Кто еще в Прудках знает о Сидорятах?

— Все знают.

— А не проговорятся?

— Нет, не проговорятся. У нас это не принято.

Когда выбрались на высотку, откуда открывался обзор и на запад, в сторону озера Бездон, и на север, где проходила Варшавка, а Красный лес переходил в Черный, Воронцов вытащил из полевой сумки бинокль и начал осматривать местность. Иванок некоторое время терпеливо ждал его, потом усмехнулся и тронул повод коня.

— Так ты их не увидишь, — сказал он, когда они уже спустились в пойму речки Вороны и пустили коней вдоль берега. — Что ж они, совсем дураки? Сюда вообще не пойдут.