Из штрафников в гвардейцы. Искупившие кровью

— Ладно, ребята. Готовность пять минут. Шилин и ты, Чебак, возьмете Морозова. Раненых не бросать ни при каких обстоятельствах. Пиманов, ты пойдешь последним, в прикрытии. Дистанцию держи шагов десять-пятнадцать, не больше. Звягин и все остальные — со мной, впереди. Когда поднимемся, не стрелять. Гранаты бросать — только по моей команде. Всем все понятно?

— У меня вопрос, товарищ старший лейтенант, — сказал Пиманов. — Там, на опушке, вроде как позиция минометчиков.

— Точно так, Пиманов. Вот на них, ектыть, и пойдем. Минометы не обойдешь. Только хуже подставимся. А если успеем подбежать к ним шагов на сто, то там уж, последние, как-нибудь на злости пролетим. Перед минометной батареей гранаты готовьте и, по моему приказу, — разом! Бросать с задержкой, как я сказал. А то как раз на свои взрывы и набежим.

То вроде рассветать стало, проступил из темени лес вдали, очертания одиноко стоящей риги и правее дворы деревни. То опять стемнело, сомкнулись плотные сумерки и над лесом, и над деревней. И Нелюбин, потерявший счет времени, догадался, что рассвет был не настоящим. Теперь, когда стрельба утихла и немцы, сбросив Третий батальон в Днепр, реже стали кидать в небо осветительные ракеты, ночь вернулась назад. Нелюбин взглянул на часы: какая ж ночь, спохватился он, уже утро, и вот-вот действительно начнет развиднять. Что ж там замполит тянет? И тут же с беспокойством смерил взглядом расстояние от оврага до леса: Первушину со своими бежать значительно дальше, чем им, затаившимся в траншее в полутора сотнях шагов от немецкой минометной батареи.

В какое-то мгновение Нелюбин уловил знакомый шелестящий звук и сначала ушам не поверил. Но первая серия тяжелых снарядов легла в районе деревни и развилки дорог. Затем взрывы начали корежить пустырь и вырубать рощицу, где вечером накапливались немцы и где теперь порыкивали моторы. Артиллеристы вели огонь вслепую, по площади, скорее всего, пользуясь данными, которые капитан успел передать на левый берег накануне. Самое время идти и нам, подумал Нелюбин и тут же увидел, как из-под обрыва оврага поднялись несколько человек и побежали через луг к одинокой риге. Стука лопат они не услыхали.

— Ребята! За мной! — крикнул он и первым выскочил из траншеи.

Они бежали к лесу. Стена взрывов с каждой минутой приближалась к берегу, к немецким траншеям, проходившим по обрыву. Видимо, за Днепром, узнав о неудаче Третьего батальона, решили основательно обработать плацдарм из тяжелых гаубиц. Первушин со своими тоже бежал молча, без стрельбы. Нелюбин, чувствуя внутри неприятный холодок и колыхающееся под самым горлом сердце, время от времени поглядывал на группу замполита, которая двигалась немного позади и правее. Если гаубицы сейчас перенесут огонь ближе к Днепру, то Первушин как раз попадет под разрывы тяжелых снарядов.

И в это время ожили сразу два немецких пулемета. Один бил в туман, в сторону реки, а другой ударил во фланг бегущим. Нелюбин выхватил гранату, быстро отвинтил колпачок и, нащупав выпавший фарфоровый кругляшок на конце шнура, крикнул связисту:

— Звягин! Гранату по пулемету!

Он вырвал шнур, скорее почувствовал, чем услышал, характерный щелчок воспламенителя, пробежал несколько шагов прямо на пулемет, чтобы не промахнуться, и бросил гранату в сторону клочковатого пламени, рвущегося им навстречу. Еще одну гранату бросил кто-то из людей Пиманова. Три вспышки на миг озарили угол вздыбленного вверх бруствера, головы пулеметчиков, куски досок, разлетавшихся в разные стороны, комья земли.

Нелюбин вытащил из-за ремня вторую «толкушку» и побежал дальше, уже не оглядываясь на пулеметный окоп.

До леса, где метались тени минометчиков, оставалось метров семьдесят. Немцы то ли разворачивали навстречу бегущим свои «трубы», то ли занимали позиции для отражения внезапной атаки в пехотном порядке. Нелюбин оглянулся. Бежали все. Пиманов не отставал. Морозова тащили двое его товарищей. Значит, пулеметчик выцеливал не их. И тут же увидел, как группа Первушина, сильно поредевшая, разделилась. Одни продолжали бежать к лесу, а другие залегли и сразу же открыли огонь в сторону ожившей немецкой траншеи.

— Гранаты к бою! — крикнул Нелюбин и выдернул шнур, выпавший из длинной рукоятки «толкушки».

Трофейные штоковые гранаты ему нравились тем, что они были незаменимы при наступлении. Бросать их можно было с дальнего расстояния. Длинная ручка способствовала широкому размаху. И вот полетели, кувыркаясь в сером пространстве утренних сумерек пять или шесть гранат. Через мгновение там и там вспыхнули взрывы. Одновременно захлопали сразу несколько минометов. Мины полетели в сторону оврага. Они уже не могли причинить вреда идущим на прорыв. И группа Нелюбина, и группа Первушина миновали зону огня.

Дальше все происходило с лихорадочной быстротой. Подбежали вплотную. Бросили еще несколько гранат. Вспышки одиночных винтовочных выстрелов среди берез. Крики на немецком языке. Потом:

— Ломи, ребята! Наша берет!