Из смерти в жизнь… От Кабула до Цхинвала

У нас этого не было вообще. Вбили в устав, что военнослужащий должен стойко переносить все тяготы воинской службы, и точка. А за этими тяготами зачастую скрывается маразм, глупость, недомыслие. У меня под самую завязку моей службы был случай, когда солдат пытался застрелить офицера, командира роты. Отдельный усиленный взвод стоял на охране моста под Файзабадом (это в такой дыре, в глубине Афгана). Условия очень тяжёлые, безвылазно стоят отдельно от всех, фактически, как в осаде. Офицер старался просто поддерживать порядок, чтобы люди не раскисали, зарядку по утрам делали. Так у одного из старослужащих утром произошёл психический срыв из-за зарядки. Всех — и молодых, и дедов (старослужащих. — Ред.) — офицер погнал на зарядку. Так этот солдат из снайперской винтовки с пяти или шести метров две пули в офицера всадил и тут же пытался застрелиться сам. Офицер живой остался, хотя ему пробило сердечную сумку. Солдата кто-то успел схватить, винтовку выбили у него из рук. Но он сам себе в упор всё-таки до этого выстрелил в ногу. Чем закончилось дело, я так и не знаю, у меня сменщик приехал. Вот так, из-за зарядки…

Людей в Афганистане часто держали на последнем пределе, служили они на износ. У нас отношение к людям всегда было, как к расходному материалу. Это как автоматный патрон — выстрелили им, и пустая гильза уже никому не нужна.

Коробка сигарет

— Было у меня в Афганистане дело, при расследовании которого я сделал все, чтобы смягчить участь трёх солдат из десантно-штурмового батальона. Их должны были судить за кражу коробки сигарет. Она рублей шестьсот стоила — по тем временам внушительная сумма, за неё вполне можно было сесть. Но когда я начал разбираться в обстоятельствах кражи, у меня никакого другого желания, кроме как помочь этим ребятам, уже не осталось.

Этот десантно-штурмовой батальон был прикомандирован к дивизии. Каждые несколько недель — боевые выходы. Забрасывали их на вертолётах в горы. Причём по плану должны идти на три дня, а воюют на самом деле пять. Так как батальон прикомандированный, своей столовой у него не было. В полку их по остаточному принципу кормили — то достанется что-то, а то и почти совсем ничего. А парни все здоровые, под два метра ростом. Вот эти ребята перед очередным выходом и полезли в палатку, где находился склад, — как они сами говорили, поесть чего-нибудь добыть. Еды не нашли, взяли сигареты. В лучшем случае им дисбат (дисциплинарный батальон. — Ред.) светил. А это всё, клеймо на всю жизнь. Потом, после дисбата, ещё и дослуживать надо, сколько осталось. Порядок такой. И я всё сделал, чтобы им жизнь не сломать. Осудили их условно. К условным срокам в то время в армии солдат почти не приговаривали, в лучшем случае, как я говорил, — дисбат. А они служили дальше срочную, в дисбате не оказались. Не знаю только — в Афгане или уже в Союзе дослуживали.

Смерть замполита

— У меня не было ни одного подследственного, которого мне не было бы жалко. Скорее я могу вспомнить одного подонка-следователя, который ради карьеры готов был, глазом не моргнув, перешагнуть через человеческую судьбу. В то время я служил в Шинданте. Было распространено информационное письмо о том, как следователь с блеском провёл следствие и установил убийцу. Ситуация была такая: 1 мая группа офицеров и прапорщиков сидели в курилке на аэродроме в Кундузе. Поддатые, естественно. Решили они салют устроить и начали стрелять — и в воздух, и не в воздух.

А метрах в семидесяти находилась баня их же вертолётного полка, где в это время парились командир полка, замполит и две дамочки. Услышали они эту стрельбу, и замполиту захотелось посмотреть, кто это средь белого дня на аэродроме стреляет. Баня была сложена из валунов, самострой, и огорожена забором каменным с калиткой деревянной. Подходит он к этой калитке и начинает её открывать. И в этот момент пуля прошивает раму двери, брус и попадает ему прямо в глаз. Замполит убит наповал. Конечно, специально с семидесяти метров из пистолета так попасть невозможно. Случайность это. Обвиняют старшего лейтенанта, вертолётчика из Выборга.

В конце концов, через год с лишним, парня мы отстояли. А тогда прочитал я информационные письма — фамилия следователя была знакомая. В письме было сказано, что он с блеском провёл визирование через дырку в брусе двери (визирование — восстановление траектории движения пули по каналу в брусе. — Ред.). Он якобы вычислил, кто именно стрелял.

А в восемьдесят третьем, летом, я попал в Кундуз, где всё это и происходило. В Кундузе некому было работать — один следователь со сломанной ногой в госпитале, другие болеют, вообще никого не осталось. И вот это дело мне попалось — оно как раз вернулось на доследование. Первый раз осудили старшего лейтенанта вертолётчика за убийство по неосторожности, дали ему три года условно. А что это для офицера значит — увольнение из армии, никаких афганских льгот, жизнь сломана полностью. Каким-то образом адвокаты добились отмены, и дело вернули на доследование. Вот мы со вторым следователем начали его изучать.