Из смерти в жизнь… Советские солдаты России

Мы сосредоточились ещё перед началом боевых действий. Вдруг утром видим: над нами летает самолётик У-2, потом садится на поляне. Из него выходит командир корпуса генерал-лейтенант Попов, подходит к палатке нашего командира полка, подполковника, и начинает его палкой лупить! Тот в кальсонах с завязками от генерала вокруг палатки бегает! Мы думаем: «Значит, кто-то не окопался или не замаскировался. Действительно, а вдруг «рама» прилетит? Всё же разбомбят!». Второй случай был уже с моим комбатом. Он капитан, ему тогда сорок три года было. Длинный, нескладный… Все пошли в атаку, а он — подождём, надо разобраться! Вдруг на «виллисе» подъезжает командующий 2-й танковой армией генерал-лейтенант Богданов. И он стал капитана палкой лупить! Я механику-водителю: «Заводи быстрее, вперёд! Пусть капитан нас догоняет». Богданов комбату «обстановку уточнил», тот сел на самоходку прямо под пушкой и поехал. На одной из канав машину так мотануло, что ему пушкой голову проломило! Потом его в начпроды перевели. А механиком-водителем у меня тогда ещё пьяница Ваня был. Я сам вообще не пил, заряжающий и наводчик — тоже. Механик выпьет фронтовые четыреста грамм за всех нас и идёт к начпроду — налей ещё! А если тот не нальёт, начинает грозиться: «Всем расскажу, как тебя палкой командующий лупил и как ты инвалидом стал!».

Сам я никогда никого из подчинённых даже пальцем не тронул. Человек провинился, ждёт, что я его ударю, а я его словами пытаюсь убедить. Я понимал, что если ты человека ударил, то наступил на его «я», задел его самолюбие. Это может очень сильно аукнуться. Но мне хватало русского языка, чтобы объяснить, причём объяснить без мата. Сам я за всю жизнь ни разу матом не выругался. И вот что интересно: наши полковые «рокоссовцы» (так называли уголовников-рецидивистов, освобождённых из лагерей и отправленных на фронт. — Ред.) при мне матом не ругались. Они знали, что я верующий.

Скоро в одном из боёв мой пьяница-механик сбежал. (Мне рассказывали, что вроде его увезли раненого. После войны я его случайно встретил, но не стал с ним разговаривать.)

Тогда накрыли нас крепко, немцы бомбили запрещёнными кассетными бомбами. Они, как хлопушки, взрываются в воздухе, и от них огромное количество мелких осколков летит. А у самоходки верх-то открытый! Поэтому мы выпрыгнули и стали смотреть, куда можно спрятаться. Вижу «шерман» (американский средний танк. — Ред.). Он высокий, клиренс (расстояние от днища танка до земли. — Ред.) большой, около полуметра. Я под него занырнул, а туда уже много людей набилось. От бомб-то я спрятался, но кто-то от страха «разгерметизировался» — вонь под танком стоит невыносимая! Думаю: «Лучше уж под бомбы, чем терпеть это». Вылез обратно и залёг в канаве метрах в десяти. Бомбы одна за одной рвутся, осколки вокруг летают! Хорошо, что канава попалась глубокая. И тут на моих глазах прямое попадание в тот самый «шерман»! Все до одного, кто был под танком, погибли…

Самоходка СУ-76 — это машина огневой поддержки. Пушка на ней стояла мощная, дальность прямого выстрела — семьсот шестьдесят метров. Пушка эта стреляла очень точно: на расстоянии тысячи метров я попадал в щиток размером двадцать на двадцать сантиметров.

У меня вообще получалось по танкам стрелять, сказалась танковая закалка. Стрелять приходилось в основном по «тиграм» и «пантерам», это очень мощные танки. Их орудия нашу тридцатьчетвёрку прошивали. Но у любого танка, и у «тигра» тоже, есть уязвимые места: там, где выходит ствол пулемёта, где выходит ствол пушки и отверстие под прицел.

Нас часто посылали поддерживать американские танки «шерман». Это большой танк с мощной вязкой бронёй. Внутри кожей всё отделано. А вот пушка у него слабая, хоть и калибра семьдесят пять миллиметров. И действовал я среди этих больших машин, как Моська крыловская: из-за махины высунусь, тявкну — и снова за неё…

Весной 1944 года мы попали в Дарницу. Это недалеко от Киева. Через небольшую речку был наведён понтонный мост (его немцы в конце концов разбомбили). Получилось, что часть танков и самоходок переправились, а часть остались. По тем, что переправились, стала немецкая противотанковая артиллерия лупить. Что делать? И пришлось мне форсировать реку по дну! Самоходка сверху просто брезентом закрыта, нет железной верхней части. Но самое главная проблема была в другом: под водой должно было хватить воздуха у двигателя, чтобы не залило его. Мне пригодился здесь прежний опыт — на грузовых машинах в Оренбургской области я несколько раз так через речки переправлялся.

Мы разделись и облазили всё дно, глубину промеряли. Оказалось, что участок, где самоходку зальёт, был всего метров пять-шесть. Открыли пушку, подняли ствол вверх. Это на случай, если застрянем, чтобы воздух через ствол шёл. И проскочили! К самоходке был трос прицеплен на случай, если застрянем. А мы этим тросом стали остальные танки и самоходки таскать через реку.