Магазины в городе работали. Побывал я и в парикмахерской, и телеграмму домой удалось отправить. В ней написал: «Жив здоров телеграфируйте Севастополь до востребования». (Эту телеграмму родные получили, она до сих пор хранится в моих архивах.) Такая относительно мирная обстановка мысленно вернула меня к довоенным дням в Ленинграде. Неужели где-то рядом, всего-то в шести-семи километрах отсюда, сейчас идёт бой? Здесь в это не верилось…
Однако надо было идти в санитарный отдел штаба Приморской армии. Место его расположения я знал только приблизительно: где-то в районе мыса Херсонес, на окраине города. Городской транспорт туда не ходил. Но к назначенному времени я всё-таки прибыл в штаб. Помню, что он был очень хорошо замаскирован. Начальника санотдела не было. Меня принял его заместитель, военврач 1-го ранга. Узнал, что я прибыл по личному приказанию Соколовского, предложил мне подождать здесь же, в кабинете. Занимался своими делами, как будто меня не замечая. Потом спросил, сколько мне лет, откуда прибыл, что закончил и где. Я ответил, что мне восемнадцать лет, досрочно закончил Ленинградское военно-медицинское училище в июне 1941 года, в августе прибыл в Тбилиси во вновь формирующуюся дивизию. Оказалось, что мы с ним земляки! Он подробно стал расспрашивать меня о положении дел в Ленинграде. Соколовского всё не было и не было… Заместитель достал из его папки моё злополучное направление. Прочитал мне нотацию на тему: как мог его земляк, ленинградец, так несерьёзно отнестись к больному и написать такой неподобающий диагноз! Я приободрился, понимая, что сурово меня наказывать не будут… И действительно я отделался лишь строгим отеческим наставлением. Он, человек опытный, конечно, понимал, что изучить медицину, даже в объёме фельдшерского курса, за восемь месяцев учёбы в среднем училище невозможно.
Вернулся в полк, доложил об этом старшему врачу, военврачу 3-го ранга Цороеву. Тот не сразу поверил, что я так легко отделался. Тоже сделал мне отеческое внушение и отпустил в батальон. Комбат меня встретил, как будто я вернулся с прогулки по Севастополю: стал расспрашивать, как живёт город, какие новости, есть ли разрушения? И ни слова о главном: зачем же всё-таки меня вызывало высокое начальство…
Всё снова вернулось на круги своя: перестрелки, одиночные раненые… Эвакуировали раненых на ПМН ночью транспортом, который доставлял нам боеприпасы и продовольствие. У нашего старшего врача была одна санитарная машина. Машину эту, похоже, он берёг больше, чем людей. Но раненые у меня всё равно долго не задерживались. Тех, кого по медицинским показаниям надо было эвакуировать немедленно, я отправлял на носилках, с бойцами.
Обстановка на нашем участке стабилизировалась. Тут мне приказали временно сдать дела и обязанности начальника медслужбы батальона фельдшеру Ивану Коротееву и прибыть на батальонный медицинский пункт в распоряжение командира санроты. Такое решение очень не понравилось Коротееву. Но зато вполне подошло мне – появилась возможность хоть немного побыть в спокойной обстановке. Как я потом узнал от Коротеева, всё это было связано с моим визитом к начсанарму: меня рекомендовали подучить под началом опытных врачей.
На медицинском пункте я пробыл три-четыре недели. В мои обязанности входил приём раненых из батальонов. Я делал перевязки, вводил необходимые лекарства, занимался эвакуацией раненых в медсанбат дивизии. Обязанности несложные, я к ним быстро привык и, кажется, выполнял хорошо. Во всяком случае, замечаний не имел. А какая здесь была тишина! Пулемётной перестрелки не слышно, мины рвались редко – почти как в раю!
К таким тепличным условиям привыкаешь быстро. Вечерами можно спокойно было выйти на улицу, поговорить с ребятами. Недалеко, на железнодорожном переезде, был пост, его охранял молоденький, лет шестнадцати матрос. Очень серьёзный, никогда не нарушал Устав караульной службы. А нам так хотелось с ним познакомиться, особенно нашим девушкам-медсёстрам! По ходу дела выяснилось, что он был юнгой на корабле. После того, как корабль немцы потопили, команду списали на берег, а он оказался в комендантской службе. (Позже я встретил его в плену, кажется, в лагере Старые Шули. Выглядел он очень плохо, сильно похудел, был измождённым. Я ничем не мог ему помочь: офицеров отделили от рядовых и не разрешали с ними общаться.)
По сравнению с передовой служба в полковом медицинском пункте была просто курортом! Ещё немного – и я бы мог стать соавтором книги по медицине. Однажды к нам прибыла высокая комиссия во главе с тем самым заместителем начальника санитарного отдела армии, который воспитывал меня в штабе Приморской армии. Он меня сразу узнал! Поинтересовался у старшего врача о моих успехах на службе. Тот ответил, что служу я добросовестно. И заместитель начальника санитарного отдела армии предложил мне принять участие в составлении книги об обороне Севастополя по разделу медицинской службы! Я должен был описывать организацию первой и доврачебной помощи раненым на передовой.