Но была ещё одна проблема. Священником может стать или принявший монашеский постриг, или уже семейный человек. Я хотел, чтобы у меня была семья. Но ведь жил я Лавре! Где я здесь себе жену найду? Однажды отец Кирилл мне говорит: «Скоро Рождество. А на Рождество случаются чудеса!». На Рождество 1999 года на большую колокольню Лавры, где я подвизался звонарём, пришли студентки регентского отделения семинарии – петь колядки. Одна из них, Елена, и стала моей женой.
Уволился я из армии в 1998 году, а рукоположили меня в 1999-м. Надо вспомнить, что это были за годы… Неразбериха. Я два с половиной года числился на излечении после тяжёлой контузии. Долго не могли меня уволить. После рукоположения я остался в Сергиевом Посаде. Меня должны были отправить служить на Чукотку. Но владыка Анатолий тогда меня в Лавре оставил. Говорит: «Там, на Чукотке, некому будет тебя учить. Изучи годичный круг службы здесь, в Лавре, чтобы не было с тобой проблем».
В конце лета 1999 года началась Вторая чеченская компания. Владимир Шаманов тогда был командующим 58-й армией. Я с ним знаком, нашёл его. Он меня знал по ещё Первой чеченской, вспомнил. Говорю: «У меня к вам просьба, товарищ генерал. Можете мне сделать «зелёную карту» в зону боевых действий?». Он: «Да я как раз хотел тебя об этом попросить! Не хочешь ли ты поехать в Чечню священником?». – «Запросто!». Он: «Вот видишь, наши желания совпали».
Перед этим у меня в психологическом плане был тяжёлый период. Представьте: я скакун, а меня поставили груз тягать! Я понимал, что это не то чтобы совсем не моё… Просто я не справлялся внутренне. Меня просто распирала потребность активных действий! Внутри себя я был ещё военный, а священник – только снаружи. Священство тогда внутрь меня ещё не проникло, не захватило целиком. Но по благословению отца Кирилла и с помощью генерала Шаманова я совместил два эти состояния – стал священником в зоне боевых действий.
Шаманов выправил мне бумагу с указанием оказывать мне всяческое содействие. В Чечню я поехал не один. Нас было трое – я, игумен Василиск из Лавры и ещё один монах, Аввакум. Отец Василиск – «афганец», войну прошёл. А отец Аввакум – из ростовских донских казаков. Он в Чечню рвался просто подышать кислым запахом сгоревшего пороха. Очень начитанный, активный. Но в командировке проблем он нам создавал немало. По незнанию, конечно. Он же монах, добрый человек.
Как-то раз Аввакум зашёл вместе с нами на рынок. Сначала мы шли втроём, потом Аввакум от нас оторвался. Мы-то с отцом Василиском знаем, что такое по кишлакам ходить. Оказалось, ему захотелось минералки купить. Поворачиваемся – а его нет в проходе! Кинулись назад – видим: он уже зашёл между палатками. Оказалось, какая-то женщина ему говорит: «Давай я тебе холодной минералочки дам!». Он и пошёл за ней в проход между рядами, в кусты. Я Аввакуму кричу: «Иди сюда!». Вытащили мы его из прохода, заодно и натыкали ему. Он: «Чего вы делаете?». Мы: «Ты соображаешь, куда пошёл?». – «Да за водой! Сказали, что там прохладная водичка». – «Тебе бы сейчас сделали прохладную водичку от уха до уха!». – «Да вы что? Это же женщина!». – «Здесь – женщина, а в кустах-то – мужики!». Аввакум говорит: «Я же не знал…». – «Теперь будешь знать. Не отрывайся, всегда иди только вместе со всеми!».
К нам просился ещё один монах: «Возьмите с собой!». Он связист, по молодости в десанте служил. Этот монах с отцом Василиском в одной части, в одно и то же время в Афганистане служил. Были только в разных ротах. Но его не отпустили. Говорят: «Они там полезут, куда не надо. Им хочется умирать – пусть умирают. А ты-то куда?».
Летом 2000 года в Ханкале нам выделили пустую палатку. В ней жил только один офицер. Над ним был совершён суд офицерский чести, с него сорвали погоны. Паникёр – ни паникёр… Нехорошие вещи, в общем, делал – стал подбивать других офицеров: «Давайте требовать, чтобы нам деньги большие платили! Что же мы, бесплатно приехали сюда жизнью рисковать, что ли?». И нам этот офицер говорит: «Вы же тоже не забесплатно?». – «Мы об этом не думаем». – «Но у вас тоже выгода есть!». – «Какая? Ну какая такая выгода у нас может быть? Одна выгода – умереть геройски». – «Так это же тоже выгода!». Посмеялись мы тогда над ним. Дурачок какой-то…
Из Ханкалы мы летали в Калиновскую, в Шали. А потом так удачно сложилось, что шёл борт в Барзой. Это зона Аргунского ущелья. Мы на нём и улетели. Барзой – очень известное место в Чечне. В Барзое стояла та самая 74-я юргинская бригада, в интересах которой я работал в Первую кампанию. Кроме них там были десантники, артиллеристы, у спецназёров был пост.