Из собрания детективов «Радуги». Том 2

Она проскользнула между двумя дамами — знатоками Рисорджименто и, хоть навстречу ей двигалась целая толпа, сумела быстро выбраться из «Балуна». Покинула она «Балун» столь поспешно, что, только миновав соседний переулок и пытаясь вынуть из сумки сигареты, заметила, что все еще держит в правой руке вальдостанский колокольчик.

2

Внезапно Лелло остановился посреди улицы и закрыл лицо руками.

— О боже! — простонал он.

Он раньше условленного времени подъехал к «Балуну» и поставил свой «фиат-500» у ворот Старого Арсенала, где всегда есть свободное место. Проходя через железнодорожное полотно, мимо обветшалого депо, он порадовался своей предусмотрительности. Уже возле полицейского управления в районе Дора не было ни одного свободного места, даже для малолитражки. О дороге, которая вела к площади, и говорить нечего! Машины стояли даже в местах, запрещенных для стоянки, некоторые в два ряда, и у многих на переднем стекле красовалось извещение о штрафе.

Запрещать стоянку в неположенном месте в субботу, да еще штрафовать нарушителей — нелепо! — возмутился он. Ведь из-за этого чертова рынка в выходной здесь совсем невозможно проехать! Увидев, что дорожный полицейский старательно приклеивает к очередной машине извещение о штрафе, Лелло презрительно усмехнулся: до тех пор пока полиция будет заниматься машинами, а не похитителями машин, такие преступления, как на виа Мадзини, останутся нераскрытыми, а преступники — безнаказанными. Если только он в понедельник — тут он самодовольно улыбнулся, — если только он в понедельник не… Лелло машинально перевел взгляд с полицейского на машину, владельца которой тот заочно штрафовал, и оцепенел от изумления.

— О боже! — повторил он хотя и с тоской, но не без некоторого тщеславия.

Он увидел ту самую синюю машину с замазанным краской крылом и смятым бампером, которая со вчерашнего вечера так настойчиво преследовала его. Синий «фиат-124» инженера Рино Костаманьи…

3

Когда синьор Пьяченца с женой ушли, Воллеро вылез из своего убежища и облегченно вытер платком вспотевший лоб. Недоставало только, чтобы супруги Пьяченца увидели, как он, словно жалкий старьевщик, роется в этом хламе. Он посмотрел на большую, метра в два высотой, картину «Увенчание девы Марии», за которой прятался. Стряхнув с локтя паутину, он стал рассматривать остальные картины — некоторые в рамах, другие без них, — прислоненные к стенам лавки.

Тут были и многочисленные «Мадонны с младенцем», и «Святое семейство», и несколько «Святых Иоаннов», и «Крестный путь», «Святые Риты» из Кашии, «Святые Катерины» из Сиены и Алессандрии… Словом, работы мастеров-ремесленников, созданные примерно между 30-80-ми годами прошлого столетия. Такого рода картины сельские священники тоннами привозили в «Балун».

А из «Балуна» наиболее удачные «творения» перекочевывали в мастерские сомнительных художников и реставраторов, которые работали — синьор Воллеро снова вытер лоб носовым платком — на его, Воллеро, не слишком щепетильных коллег. Полотна искусно чернили, проделывали в рамке маленькие дырочки, якобы оставленные жучками-древоточцами, и потом неизменно выдавали всех этих подлакированных мадонн и святых Карлов, превращенных в святых Матфеев с Евангелием в руках, за шедевры семнадцатого века. А покупатели? С тех пор как появились дешевые руководства по живописи, покупатели сами охотно шли в ловушку.

— Вы правы, это эмильянская школа, — говорил один из таких покупателей. — Но я полагаю, что картина относится к концу шестнадцатого века.

— Шестнадцатого, господин адвокат? — притворно изумлялся продавец.

— Ну, самый конец шестнадцатого — начало семнадцатого…

Или же так:

— Все-таки я не думаю, что это картина кисти Маратта.

— Я этого и не утверждаю, синьора. И знаете почему? Потому что, как вы тонко заметили, говоря о драпировке и о чертах лица младенца Иисуса, картина была написана раньше.

— Вот-вот, раньше. Либо она относится к самому раннему периоду творчества Маратта.

Все эти уловки были прекрасно известны Воллеро, хотя ему и в голову не приходило к ним прибегать. Но не дай бог, чтобы инженер Пьяченца или кто-либо другой из его уважаемых клиентов, которые не сомневаются в его абсолютной честности, увидели бы, как он роется в этой дряни. Что бы они тогда подумали?

Он и в самом деле нечасто бывал в «Балуне», а если и бывал, то только затем, чтобы отыскать нужные ему рамы. Разумеется, не подлинные старинные рамы. Надеяться найти их здесь было так же нелепо, как искать Тьеполо, Дзуккини или даже Оливеро. Но вот старые резные рамы в «Балуне» порой попадались.