Из собрания детективов «Радуги». Том 2

Но к Рождеству Аннамари умерла. Ее племянница писала, что ее скосил обыкновенный грипп. По мнению врача, из-за того, что она так резко похудела, у нее ослабело сердце. Говорят, смешно думать, будто человек может умереть от разбитого сердца. Но я-то знаю: Аннамари умерла именно по этой причине. Ее сердце разбилось на бесчисленные кусочки, оставшиеся в старом доме, в каждом стуле, в каждой этажерке, во всех воспоминаниях и прежде всего в склепе. Но тогда, во время каникул, я получал от нее письма, из которых явствовало, как рада она, что я ей часто пишу и посылаю открытки.

Последнюю открытку, которую я послал Аннамари, я купил на обратном пути. Если б не эта открытка, мы бы поехали прямо в гостиницу, где предполагали переночевать.

Я нетерпеливо тряхнул головой. Нет, так у меня ничего не получится. Дело же не в том, чего могло бы не случиться, если бы мне не понадобилось купить открытку. Важно то, что действительно произошло. Надо строго придерживаться фактов. До того самого случая ничего существенного у меня в руках не было. Просто осколки воспоминаний, которые, пока не раскопаешь новых, точно к ним подходящих, не имеют никакого значения.

Но так ли это? Или у меня опять разыгралось воображение? Трудно сухо размышлять только над тем, что тебе точно известно. Как отделить факты от того впечатления, какое они на тебя производят? И все же постараемся, иначе можно сбиться с правильного пути.

Интересно, а археологи могут ошибаться, когда подбирают и складывают осколки или расшифровывают письмена? Как это, должно быть, неприятно. Я слыхал, что ученые не менее тщеславны и чувствительны, чем художники. Но подобная ошибка, сколь она ни неприятна, сколь ни болезненна для самолюбия, никогда не бывает роковой.

Роковой! Какое громкое слово. Проучившись несколько лет в английской школе, привыкаешь воздерживаться от громких слов. Я навсегда сохранил склонность англичан к сдержанности в выражениях. И, по-моему, это вполне благоразумно. Временами я не могу отделаться от ощущения, что слова способны оказывать определенное влияние на реальные события жизни. Если ты что-то называешь ужасным, неизбежным, роковым, таким оно и оказывается. А если то же самое назвать довольно неприятным, угрожающий характер его значительно смягчится.

Итак, решаем, что, если я пойду по ложному следу, это будет всего лишь «неприятно».

Даже очень неприятно!

XI

Не знаю, было ли такое же чувство у отца и у Агнес, но, когда мы отправлялись на юг, я про себя думал, что с каникулами в этом году нас просто преследует рок. Сначала тот неприятный разговор с отцом, потом несчастье с бабушкой, и вот теперь мы едем на юг отнюдь не в приподнятом отпускном настроении.

Однако частенько везет именно тогда, когда уже ничего хорошего для себя не ждешь.

Недели, проведенные в маленьком курортном местечке, были, может быть, самыми прекрасными в моей жизни. Отец поправлялся прямо на глазах. Через несколько дней он уже ходил с нами по утрам на пляж, немножко плавал, днем мы вместе гуляли, а к вечеру совершали прогулки на машине. Это по его настоянию мы на следующей неделе побывали на празднике в соседней деревне. Там исполнялись народные танцы в национальных костюмах, а потом был бал.

Я танцевал с весьма симпатичными девушками. Отец и Агнес тоже прошлись раза два. Во время танцев мы с Агнес переглядывались и улыбались друг другу. Агнес в последнее время была такая веселая, какой я ее не знал. Наверное, она очень нервничала из-за отца, думал я, а теперь успокоилась и радуется, что он выглядит все лучше. А может быть, немножко и потому, что я очень старался быть с ней сердечным и внимательным. И это не стоило мне ни малейшего труда. Может, я и в самом деле ее полюбил.

В таком радужном настроении, как в тот вечер, я отца никогда не видел. Однажды, вскоре после этого, Агнес была у парикмахера, а мы с отцом пошли погулять. Тут мы впервые разговорились по душам. Он спросил, есть ли у меня какие-нибудь соображения относительно моей будущей профессии. Я ответил, что намерен изучать медицину. Собственно говоря, я еще не принял окончательного решения, а колебался между различными вариантами. Но сейчас ответил так решительно, чтобы он понял: пытаться оказать на меня давление не имеет смысла. Но он и не сделал такой попытки. Я отлично понимал, что он несколько разочарован, но отговорить меня он не старался. Сказал только, что это прекрасная профессия, но трудная и у меня есть время хорошенько все обдумать. Спросил также, собираюсь ли я учиться в Голландии, ведь впоследствии я, возможно, захочу обосноваться в своей родной стране. Но об этом мне тоже еще предстоит подумать.