Вот говорят, мы целого частицы.Вы не согласны? Но, по крайней мере,в нас живы и растения, и звери,черт знает, что в нас может затаиться.Вот говорят, нас сделали небрежно.Природа не особенно трудилась,слепым страстям мы отданы на милостьи шишки набиваем неизбежно.Вот говорят, не надо нам сонетов,в них не решить практических вопросов.Но — не мудрец поэт и не философ,в четырнадцати строчках — для поэтов —всех вечных тем чуть слышный отголосок,хоть точных не содержится ответов.
Дурс Грюнбайн
Ноябрь 89-гоВ тот вечер чья-то жалкая оговорка[2] перевернула людям всю жизнь.Кто-то переврал текст — и в момент рухнули священные запреты.Простым и будничным выглядело это невероятное сообщениеПеред кучей микрофонов и камер.Таким же было и крушение призраков,Порожденных больным разумом власти. ВпервыеМы увидели робкие улыбки коммунистических авгуров —Как у проигравшихся картежников, вдруг осознавших,Что они натворили, чувствуя свою безопасность и безнаказанность.Заикаясь от страха, но еще с привычной угрожающей интонациейЭти старые хрычи объявили, что «сейчас» освобождают нас — своих заложников.В ту же ночь открылись все шлюзы,И человеческий поток хлынул на призывный свет той части города,Которая тридцать лет жила, как осажденная крепость.И этот поток подхлестнуло лишь одно неправильно прочитанное слово: «сейчас».Пока железные ворота не успели снова захлопнуться,Люди ринулись, чтобы смести проклятие, душившее целый народ.С открытым ртом, на обочине, застыл потрясенный пограничник:Как теперь жить? Ведь нет больше команд и приказов.Власть молчала — впервые за много лет.Под утро, после фейерверка и беспорядочной езды по городу,Когда закончилось бесплатное пиво и были выплаканы все слезы,Счастье водворилось на улицах Западного Берлина.Где-то на перекрестке стоял забытый,До колес обгоревший «трабант», и его владельцыС облегчением повесили ключ на ближайшем дереве.Приведенные своими детьми, целые семейные кланыБродили по центру — бесцельно и умиротворенно.А некоторые уже блаженно спали, привалившись к стене, —Около больших магазинов, у витрин,На обретенных наконец-то камнях свободной земли.Самка гепарда в московском зоопарке