Из страниц чужой реальности

– И правильно! Негоже дочери кавалера ордена Святого Георгия водиться с этой проклятой революционной молодёжью, – губы Алексея Матвеевича скривились, нос задёргался, а старческие морщины сделались ещё глубже. – Вы только вообразите: мало того, что он против сего Богом данного государства (о республике вздумал мечтать!), так ещё ратует за отмену крепостного права! Под подушкой хранит собственное сочинение о переустройстве страны. Один уже написал повесть о вреде власти помещика над крестьянином. Правильно матушка Екатерина распорядилась это бесчинство сжечь. Зачем мужику свобода? Он аккурат так же пьёт и при власти благородных. Ну, можем выпороть, на цепь посадить, но ведь всё на их благо! – Владимир Владимирович согласно качнул головой. – Иначе не заставить сеять зерно. Жалуются, что им есть нечего. Так работать нужно, ра-бо-та-ть! И что с того, что я, их барин, забираю часть хлеба себе? Ведь и мне должно питаться! А мне нужнее: три сына и четыре дочери сами себя не прокормят. Неужто я (со своей-то родословной!) должен землю пахать? При таком изумительном строе каждый на своём месте: знатные заботятся о государстве, а чернь – о знатных. А всякая демократия для людей вредна и даже губительна. Где это видано, чтобы бедные политикой наравне с богатыми занимались? Как государь, власть которому вверил сам Господь, может советоваться с толпой подданных? Смутьяны вроде Николая (послал Бог племянника!) никак не хотят уяснить, что единоличная власть самая правильная, единственно возможная для любой страны. Хоть один антиправительственный бунт имел колоссальный успех? Вы же, господа, помните Пугачёва? И что от него осталось? Не найдутся новые смельчаки. Вот увидите, во Франции и этот затянувшийся мятеж (абсолютное недоразумение!) подавят. Никогда боле мужик не пожелает встать наравне с господином, а уж тем более против него. Это, право, безумие. Павел слишком снисходителен к увлечениям сына. Георгий, Константин, Платон, вы согласны? – трое юношей, беседующих отдельно от собравшейся мужской компании, синхронно кивнули. Их лица выражали некоторую усмешку, но они тщательно старались скрыть её за наигранной серьёзностью. Алексей Матвеевич удовлетворённо отвернулся от молодых людей. – Сколько я общался с ним на эту тему? Ни в какую! А ведь я старший брат!

«Ну почему этот Николай не монархист! Господи, лучше бы Юлия вышла за него. Почему вообще вопрос брака принимается не Юлей и её избранником? – Лев неуверенно выпрямил спину. – Если бы Николай стал её мужем, то, возможно, ни я, ни Инна никогда бы не родились. Что же сейчас с моей Инночкой? Может, я здесь столько натворю, что больше никогда её не увижу, – Лев бледнел и бледнел. – Боже! А если я изменю прошлое настолько, что в моём времени случится какой-нибудь апокалипсис? – он судорожно барабанил пальцами по креслу и мысленно повторял: «Ich verfluche dich, Alexander»*.

К Владимиру, придерживаясь за огромный живот, подошёл брат, отлипший от гордо покидающей комнату Фроси.

– Не волнуйтесь Вы так, Лев Петрович! Я уверен, через пару лет Юленька забудет любовь детства и, возможно, перестанет презирать Вас, – ехидно пропищал Михаил Владимирович. Лев враждебно посмотрел на рыло Михаила, желая со всего размаху его ударить – воспитание, будь оно неладно, не позволяло. Мужчина решил, что будущий тесть, глубоко и медленно дышавший, тоже сейчас об этом подумал.

– Михаил, даже Марина Александровна с Софьюшкой недовольно обсуждали Ваше поведение, – Алексей Матвеевич закатил потухшие от возраста глаза. – Уж женщин терпеливей я не встречал, а женщин я, поверьте, знаю немало, – Алексей торжествующе поднял острый подбородок. – Впрочем, Софье Александровне знать об этом не нужно, – Льва сильно поразило, что даже на лице Владимира Владимировича на словах старичка возникла едва заметная улыбка.

– Ну, ежели меня обсуждают такие барышни, значит, переживать мне не о чем, – с лукавой улыбкой Михаил занял прежнее место.

«Не человек – змея, – Лев закрыл глаза и тяжело выдохнул. – Надеюсь, во мне нет ничего от него».

***

Лев почувствовал чудовищную тяжесть в груди, выедающую насквозь, когда гости разъехались. Они пробыли совсем недолго, но оставили совершенно неприятный отпечаток внутри.

– Я их не впечатлил, – с облегчением произнёс Лев, сидящий на лавочке у дома. – Зачем им зять, который постоянно молчит? Они расторгнут помолвку, и мне больше не придётся мучиться, – он посмотрел в небо. – Если мы не поженимся, то неизвестно, как повернётся жизнь… – он закрылся руками и провёл ладонями по лицу. – Господи, как же тяжело. Хочу в школу на урок французского, а не времяпровождение в напыщенном обществе зазнавшихся дворян и свадьбу с родственницей, – мужчина покачал головой. Он наклонился и взял в руки небольшой камень. – И всё из-за одного псевдоучёного, вздумавшего, что он может распоряжаться судьбами! – и бросил с неимоверной яростью и раздражением.

II