Из Таиланда с любовью (СИ)

Когда я пришел в себя на мерзком розовом ковролине, залитом кровью и облеванном, молчаливый Володька тащил меня прочь из будуара, вмиг превратившегося в ад. На кровати, привязанная к ней, возлежала красавица, богиня и ангел в одном лице и отнюдь не ангельским голосом орала проклятия. У кровати неподвижно лежал Алексей. Весь он был залит собственной кровью, лицо его было обглодано так, что торчали кости. Словно притянутый магнитом, я смотрел на извивающуюся в веревках Анжелу. Меж ног ее, жадно причмокивая и только что не облизываясь, зияла дыра, усыпанная сотнями острейших зубов. Она растягивалась, будто бы выворачивалась наизнанку, меж зубов тянулись ниточки прозрачной слизи — точно слюны. Чудовищная vagina dentata выглядела отвратительно и страшно, но манила своей загадочной смертоносностью. Я ощущал, что вот-вот буду готов вырваться из стальной Володькиной хватки и полететь навстречу ей, кануть в эту чертову геенну зубастую, хотя прекрасно понимал, что ждет меня там. Что там уже дождалось Алексея, обезображенный труп которого теперь лежал в этом пристанище разврата.

— Шевелись, жопа неповоротливая, — орал Димон на Тему, брызгая слюной.

Тема воевал с затычкой канистры.

— Живей, падла! — Димон сорвался на визг.

Запахло бензином. Щелкнула Димонова “Зиппо”. В розовый рай плотских утех ворвалось пламя — жаркое, ненасытное. Оно тоже вожделело Анжелу, облизывало ее тело в смертоносных ласках, обладало ею страстно и неистово, заставляя кожу вспучиваться и лопаться, а глаза вылезать из орбит. Существо, объятое огнем, словно вышедшее из райских кущ, забилось, как горлица в силках, с нечеловеческой силой выламывая руки и ноги, застонало и захрипело.

— Вы передохнете! — бесновалась она. — Я этого так не оставлю! Я вернусь! Я вернусь за каждым из вас!

*

— Серый, — Димон сел рядом с моей кроватью. — Ну мать же твою, а…

— Ты знаешь, кто на фотке? — не унимался я.

— На какой такой, мать твою, фотке? — шипел Димон.

Я заткнулся. Надоело. Черт возьми, как же надоело-то! Я же не виноват, что они все забыли! Якобы Леха сам напился и спалил дом, пока мы возвращались с очередной вечеринки. Якобы не было никакой Анжелы. Заперли меня тогда на полгода в больничку с белыми стенами, к счастью, хотя бы по блату — иначе накрылась бы и моя работа, и мои права… Я устал объяснять им, что не бывает совпадений. Что для Андрея привозить из Таиланда невесту по имени Анжела было чертовски херовой идеей. Что они и сами отчего-то больше не рвались в Тай, хотя там и море, и девки. Но они в упор твердили, что не хотят вспоминать о кончине Лехи. Конечно, они не хотели вспоминать!

— На фотке Андрея с его невестой, — упрямо проговорил я.

— Ты это… Спи, — постановил Димон. — И не смей портить завтра праздник. А то сдам тебя в государственную клинику — будешь знать.

*

Свадьба была до тошноты роскошной и чопорной. Мы в идиотских одинаковых костюмах с дурацкими галстуками, родители Андрея, словно сошедшие с карикатур: пузатый лысеющий отец с глупой улыбкой и перекроенная бесконечными пластиками мать с таким выражением лица, будто бы кто-то под ее подправленным носом нарисовал говном гитлеровские усишки. Я представил себе это зрелище и чуть было не расхохотался. Впрочем, смеяться мне расхотелось, когда я увидел невесту.

Словно отлитая скульптором-богом из темной бронзы, стройная девушка, красивее которой не было никого в этом мире. Огромные влажные глаза, обрамленные длинными ресницами, аккуратный правильный нос, мягкие пухлые губы, высокие скулы — да она была самим совершенством! Так некстати я ощутил, что завидую Андрею. Ему уже этой ночью светит рай земной в номере отеля, а я…

Память услужливо подкинула совершенно иную картину. Как эта богиня, обнаженная и связанная, с перекошенным от боли, злости и ненависти лицом, отдается огню, родоначальнику страсти, как лопается ее гладкая кожа, обнажая пунцовую плоть, как она проклинает нас, как обещает вернуться. Я почувствовал, как возбуждение уступило место страху, как ладони стали холодными и липкими.

— Слюни подбери, — зло прошипел Димон. — На тебя уже все приглашенные нехорошо пялятся, сатир недоделанный!

— Пошел ты, — парировал я скорее для проформы. Я прекрасно понимал, как это выглядело со стороны, но ничего не мог с собой поделать. Меня тянуло к этой демонице, будь у нее хоть повсюду зубы.

Церемония проходила, как во сне. Благо, я был не за рулем и мог позволить себе пить за всякий звучавший тост. Вскоре мне начало казаться, что я и есть те самые гитлеровские усишки под исправленным скальпелем носом андреевской мамаши. Еще пара стопок услужливо подсказала мне — насрать.