Из темноты

Обычно я никогда не занавешивал его. Таким образом, я всегда мог видеть то, что происходило в городе. Теперь, конечно же, оно было задернуто тяжелыми гардинами. Гвардейцы отодвинули их таким образом, чтобы Шеридан мог лично увидеть масштаб разрушений.

Он в изумлении уставился на руины Примы Центавра, вспыхивающие в долгой, темной ночи. Разрушенные шпили домов, дым, поднимающийся от далеких пожарищ. В небе пролетел темный и зловещий корабль, ощетинившийся иглами. Спасательный корабль дракхов: можно было лишь надеяться, что последние из них покидали мир, на который они тайно прибыли много лет назад.

— Вот наследие вашей войны, цена, уплаченная нами, когда вы отвергли нас, толкнув к врагам, которых вы изгнали, — сказал я ему. — Прошу прощения за то, что не смотрю вместе с вами… Я уже достаточно насмотрелся.

Шеридана снова повернули ко мне лицом.

И принялся лепетать:

— Но этого не может быть, по крайней мере, не сейчас… стабилизатор времени… он был поврежден… какой сейчас год?

Я недоверчиво уставился на него. Если он притворялся, что у него какой-то вид амнезии, то, к сожалению, ему это не удалось.

— Последний год, последний день и последний час твоей жизни. Прошло семнадцать лет с тех пор, как вы начали ваш великий крестовый поход…

Семнадцать лет с тех пор…

И тут я замолчал.

Мой разум то прояснялся, то снова затуманивался. Мгновения замешательства и депрессии, когда я совершенно забывал, где я нахожусь, и что мне надо делать, стали все более частыми.

— Я устал, — сказал я. — Уведите его обратно в камеру.

Я бросил на Шеридана пристальный взгляд и произнес:

— Молись своим богам, ибо в следующий раз, когда я пошлю за тобой, ты встретишься с ними. Я не могу это изменить… не могу поднять мой мир из руин… но я могу заставить тебя заплатить… заплатить сполна…за ту роль, которую ты в этом сыграл.

Гвардейцы вытащили Шеридана вон. Для меня он уже стал частью далекого прошлого, которое я стремился забыть, но, вероятно, сделал это слишком быстро… Я направился к своему трону, коснулся его… не с гордостью или видом собственника… а с презрением. Презрением к вещи, об обладании которой долгое время я и не мечтал, но которая каким-то образом давным-давно вцепилась мне в горло и теперь выдавливала из меня жизнь.

Я подошел к окну и посмотрел наружу. Потом задернул занавес. Сейчас, когда я пишу эти строки, я слышу смех… смех где-то поблизости. Кто же может смеяться, когда все вокруг в руинах?