Из тьмы

Лациса покачала головой. “Все, о чем я заботилась, это то, что мы любили друг друга”. Ее подбородок дерзко вздернулся. “Мы сделали это, благодаря высшим силам. И если бы он когда-нибудь вернулся сюда, я бы вышла за него замуж через минуту. Вот почему я хочу, чтобы мальчика признали законнорожденным, ваше превосходительство. Он - это то, что у меня есть ”.

“Даже если бы он был признан законнорожденным, ему было бы нелегко расти, не выглядя так, как он выглядит сейчас”, - сказал Скарну.

“Я знаю это”, - ответила Лациса. “Но ему будет еще тяжелее, если он ублюдок. И ты все еще не сказал мне, почему было бы противозаконно приводить его в порядок только из-за того, что у его отца были рыжие волосы.” Скарну знал, почему он не хотел этого делать. Но крестьянка была права; это отличалось от поиска в законе причины, по которой с бастардом альгарвейца следует обращаться иначе, чем с любым другим. Как только эта мысль пришла ему в голову, Лациса сказал: “Кроме того, война должна была закончиться прямо сейчас, не так ли?”

Она делала все возможное, чтобы не усложнять ситуацию. Скарну попробовал другую тактику: “Что подумали бы твои соседи?”

“Один из моих соседей - незаконнорожденный сын графа Энкуру”, - ответила Лациса. “Граф заставил свою мать тоже, силы внизу съели его. Он выглядит точно так же, как Энкуру, мой сосед, но граф не дал его матери ни гроша за то, что он сделал. Он был дворянином, и его дерьмо не воняло - прошу прощения, ваше превосходительство ”.

“Все в порядке”, - рассеянно сказал Скарну. Да, были времена, когда эта работа была совсем не легкой.

Лациса продолжил: “Так что мои соседи не так ополчаются на ублюдков, как, возможно, сделали бы многие люди. Иногда они случаются, вот и все, и человек, который является ублюдком, обычно ведет себя так же, как и все остальные ”.

Обнаружив, что лей-линия заблокирована, Скарну спустился по другой. Он повысил голос и сказал: “Вы ведь знаете, что я был офицером Валмиеры, не так ли? И что мы с женой оба были в подполье после того, как королевство капитулировало?”

“Да, я это знаю. Все это знают - и что случилось с первым мужем вашей жены”, - сказала Лациса. “Но я подумала, что все равно приду и спрошу тебя, потому что тебя прозвали справедливым судьей”. Ее рот скривился. “Может быть, я неправильно расслышала последнее. Похоже, что да”.

Щеки и уши Скарну запылали. “Если ты собираешься попросить меня отложить всю войну, ты просишь многого”.

“Война не должна иметь к этому никакого отношения”, - сказала Лациса. “Я просто хочу сделать моего маленького мальчика законнорожденным. У меня не было бы никаких проблем с этим, если бы он был блондином, как я, не так ли?”

Я пытался убедить Меркелу не ненавидеть маленького Гайнибу. Мне не повезло, хотя он мой племянник -может быть, особенно потому, что он мой племянник, подумал Скарну. Теперь передо мной наполовину альгарвейский ублюдок, которого я даже никогда не видел, и я готов возненавидеть его или, по крайней мере, относиться к нему иначе, чем если бы он был полностью валмиранцем.

Скольких ублюдков вальмиерские женщины родили альгарвейским солдатам во время оккупации? Тысячи, несомненно - десятки тысяч. Прямо сейчас, предположил он, альгарвейские женщины возлежали с оккупационными солдатами; вскоре они вырастят еще одно поколение ублюдков.

Но это не имело никакого отношения к рассматриваемым вопросам. Возникли бы у Лацисы какие-либо проблемы с легитимизацией белокурого незаконнорожденного мальчика? Скарну знал, что она этого не сделает; это была бы обычная процедура, если только у нее не было законных детей, которые подняли бы шум. Должно ли дело ее сына как-то отличаться в юридическом плане только потому, что у него были волосы песочного цвета? Как бы Скарну ни старался, он не видел юридических оснований для отклонения петиции.

Он стиснул зубы; не было ничего, что он больше всего хотел бы увидеть. Но он не мог этого найти. Крестьянка переспорила с ним. А почему бы и нет? он насмехался над собой. Меркела делает это постоянно. Мысли о Меркеле заставили его задуматься, как бы он объяснился с ней. Ему не хотелось размышлять об этом прямо сейчас. Он взял петицию, нацарапал на ней "Я одобряю " и подписал своим именем. Затем он сунул ее Лацисе. “Здесь”.

У нее отвисла челюсть. Глаза расширились. “Спасибо, ваше превосходительство”, - прошептала она. “Я не думала, что вы это сделаете”.

Скарну тоже не думал, что он это сделает. “Я сделал это не ради тебя”, - резко сказал он. “Я сделал это ради честности. Возьми это, делай все, что тебе нужно, чтобы зарегистрировать это у клерков, и убирайся с моих глаз ”.

“Слушаюсь, ваше превосходительство”. Крестьянка не обиделась. Она отвесила Скарну еще один непривычный реверанс. “То, что они говорят, правда - ты справедливый человек”.