- Кто-то может придираться к действующим историческим силам в любой отдельный момент - например, Маркс, по моему собственному мнению, был тупицей, хотя я признаю, что это может быть предубеждением с моей стороны, - но диалектика остается действенным методом анализа, не так ли? В данном случае тезисом являются предрассудки Гегемонии и мания стабильности, в то время как ненасытная жажда перемен человечества и наша ярость по поводу того, что с нами сделали, представляют собой антитезис. Не думаю, что они могут сосуществовать очень долго. Таким образом, возникает вопрос, кто выживет в грядущем синтезе, и я верю, что Гегемония обнаружит, что человечество очень, очень хорошо умеет выживать.
Да, это так, - подумал Дворак, затем быстро поднял глаза, услышав тихий, свистящий звук, и Килан Уилсон внезапно взвизгнула от смеха.
Борис Карпов по-прежнему мало разговаривал, но они с Килан были почти неразлучны с тех пор, как его мать, братья и сестра приехали, чтобы присоединиться к Ушакову. Теперь они вдвоем "помогали" Джессике и Веронике накрывать на стол, пока Роб и Алек разжигали костер. Обычно это была работа Дворака, но, имея только одну здоровую руку, он согласился - неохотно - делегировать ее Уилсону.
Очевидно, его нежелание было обосновано.
Последние пару дней шел сильный дождь, и у него с шурином были несколько разные подходы к разжиганию непокорного мокрого дерева. Двораку показалось, что Уилсон, должно быть, израсходовал почти кварту их драгоценного бензина, чтобы "стимулировать" растопку. Во всяком случае, когда он подбросил спичку, у него получилось самое впечатляющее воспламенение.
Он отскочил назад, выражаясь яростным морпеховским языком и торопливо шлепая по крошечным точкам пламени, опаляющим пушистую поверхность его макино, и Килан снова рассмеялась.
- Ты весь такой искрящийся, папочка!
- Да, и бровей у него тоже больше нет! - вставил Алек. - В его голосе звучало гораздо меньше веселья, чем у его гораздо более младшей сводной сестры. Вероятно, потому, что он находился в непосредственной близости от эпицентра, и его собственные брови только что стали немного вьющимися, - решил Дворак, смиренно качая головой.
- Только в Америке, - пробормотал он, и настала очередь Ушакова усмехнуться.
- О, я думаю, вы могли бы найти ему подобных в другом месте. - Его улыбка исчезла, и он снова посмотрел на Дворака. - И это тоже хорошо. Твой шурин сильный человек. Такой, которых нам нужно больше.
Он спокойно встретился взглядом с Двораком, намек был не высказан, и Дворак медленно кивнул, думая о разговоре, который у него был с другим сильным человеком.
Хорошим человеком.
- Ты уверен в этом, Стивен? - спросил Дейв Дворак. - Мне не нравится лгать твоему отцу, даже по недомолвке.
- Да. - Стивен Бучевски пристально посмотрел на серебряный диск Луны. - Да, я уверен, Дэйв. - Он отвернулся от луны, скрестив руки на своей массивной груди. - Может быть, придет время сказать ему - и маме - что я все еще жив... во всяком случае, в некотором роде. Однако прямо в эту минуту я не думаю, что он был бы готов справиться с этим.
- Что? С чего бы тебе вообще беспокоиться об этом? - Дворак покачал головой. - Методистский пастор, у которого сын-вампир... Где в этом может быть проблема?
- Вот именно. - Бучевски покачал головой, но при этом очень слабо улыбнулся. - Я люблю своих папу и маму больше всего на свете. - Его улыбка померкла, когда он вспомнил единственных людей, которые когда-либо занимали место его родителей в его сердце, но его голос не дрогнул. - Я люблю их, но им потребуется время, чтобы приспособиться, и я не хочу, чтобы они беспокоились об этом, мучились из-за этого, когда меня даже здесь нет.
- Должны ли они приспособиться, Стив? - очень тихо спросил Дворак.
- Что? Ты имеешь в виду все эти "проклятые души нежити" и тому подобное?
В голосе Бучевски было больше веселья, чем чего-либо еще, но Дворак посмотрел ему прямо в глаза и кивнул.
- Не думай ни на секунду, что я не благодарен, - сказал он. - И не думай, что я не упал на колени и не возблагодарил Бога, когда услышал о том, что произошло. Но, ты знаешь, это как раз то, что меня беспокоит. Я отношусь к Богу так же серьезно, как и твой отец. И это означает, что я могу понять, почему у него может быть что-то из тех же самых... вопросов, которые я задаю.
- Конечно, знаешь, - кивнул Бучевски. - По-другому и быть не могло. Но...
Стивен Бучевски сунул руку под рубашку. Когда он снова протянул руку, в ней был маленький красивый серебряный крестик, который Шэнайя подарила ему меньше года назад. Тот лежал на его широкой темной ладони, сияя в лунном свете, и он протянул его Двораку.
- Видишь?
Дворак посмотрел на крест, затем протянул руку и осторожно дотронулся до него. Рука, на которой он лежал, была прохладной. Не холодной, - подумал он, - просто прохладной. Кожа не была ни сморщенной, ни твердой. На ощупь это было так же, как кожа любой другой руки... за исключением того, что не чувствовалось никакого тепла.