Из вечности, через зависть, к бесконечности

Любого человека, если напоить вином, а потом разговорить, можно раскрыть как дрянной сундук, в котором будет лежать такой хлам лжи и обмана, от вида которого в ужас придёт любой человек.

Любой праведник, если ему разбередить его тайный гнойник души, обрызгает тебя ложью с ног, до головы.

Все люди делают вид , что отдают предпочтение правде , а ложь гонят от себя.

А как же нам быть с ложью во спасение , со «святой ложью» , – милый Фома?

Ложью созидательной , ложью укрепляющей , побить их палками и выгнать прочь с нашего двора?

Но будем ли мы в этом случае людьми, станем ли мы ими ? Разве возможна жизнь без лжи?

Как трудно будет наше существование без неё ! Все знают, что говорить правду гораздо легче чем лгать , правда она вот тут- Иуда постучал себя своим заскорузлым пальцем, по голове.

Она всегда под рукой , готовая выскочить как чёрт из приисподни , лихо высказавшись без размышлений.

Ложь же лениво лежит здесь, – он приложил руку к груди,– она погружена в свои размышления и суждения . Она нехотя вылезает на свет через окно памяти , что бы не замарать своего повелителя, пылью, не состыковок суждений.

Ты даже не представляешь милый Фома, как трудно лгать.

Значительно легче говорить правду , ведь во лжи главное не запутаться .

Ложь требует искусного ума , железной выдержки , сильного характера , а значит она удел сильных людей.

Правда, она легка, невесома, всегда на языке, по этому люди и предпочитают правду, лжи , ведь напрягать мозги лишний раз не кому не хочется .

Ложь, порождение зависти, а правда – истина – рождена моралью!

Но разве редко видим мы как мораль нам лжёт, а зависть говорит нам правду?

Ты не сносен Иуда!, – возмутился Фома, – твои слова формально правильны, но по существу они мне кажутся черны и ложны. Ты подобно грязному софисту, манипулируешь понятиями и фактами, подкладывая , одно под другое.

По твоим словам в мире нет порядочных людей?

Что больше осчастливливает нас, ложь или правда? Что более из них является пагубным , а что созидающем для человека? Ты можешь дать ответ на мой вопрос, вечно сомневающийся Фома?

Фома молчал.

Нет ответа! То и другое как созидает так и убивает , безжалостно , наповал.

В мире нет абсолютно правдивых людей, за это я ручаюсь! – с пылкостью вскричал Иуда,– кроме одного человека, Иисуса!

Фома молчал, не зная, что возразить Иуде.

Поздно уже, иди лучше в дом, и ложись отдыхать, мой не доверчивый Фома, утро, вечера мудренее.

Фома опять о чём то задумался и через некоторое время, вздрогнув всем телом, прошептал – я чувствую, я знаю наверняка, что случиться большая беда с Учителем и ты , Иуда будешь виновен в ней.

Твоя философия очень опасна и порочна.

Иуда зло посмотрел на тихо сидящего Фому, смотрящего куда то в даль, но не стал ничего говорить в своё оправдание, только сплюнул в сторону.

Завтра трудный день.

С этими словами Иуда, встал и не взглянув на собеседника отправился в дом, лег на свою постель, и через несколько минут, из его груди, через открытый рот, по всему пространству комнаты, полетела не громкая мелодия, перемешенная с бормотанием и молитвой.

Фома проследовал за ним, занял место рядом с Искариотом и тихо лёжа, вслушиваясь в негромкую песнь свирели, перемежающейся с непонятным бормотанием Иуды, вперив свои глаза в темень потолка, думал, думал, думал…

Глава 18.

Древний город , на кануне Великой Пасхи походил на переполненный улей.

Со всех концов Палестины, к его стенам стекались паломники, путешественники, торговые люди.

По пыльным дорогам, пастухи гнали огромные гурты скота, отары ягнят, предназначенные для обильного жертвоприношения.

Караваны из лошадей, верблюдов, ослов, нагруженные различными товарами, теснили прохожих, на узких кривых улочках города, притирая их к самым домам, пробивая себе путь на торговую площадь.

Город жужжал и кипел, грохотал и стонал, не будучи в силах переварить всех пришлых варягов.

Римские и еврейские солдаты, патрулирующие улицы города, сбивались с ног, в такие предпраздничные, суетные дни.

Воровство и обман, в торговых рядах и лавках вырастал многократно, и военные вынуждены были наказывать виновных, там где и был пойман преступник.

Кого только не увидели древние стены и улицы, Великого Города, в эти дни.

Вся знать Израиля, во главе, с первосвященниками Каиафой и Ананом, были тут.

Великий Римский прокуратор Понтий Пилат прибыл в Иерусалим из Кесари, с огромным отрядом воинов, десятого Римского легиона, чтобы усилить охрану порядка и спокойствия во время праздничных дней и не допустить стихийных выступлений, гордого и мятежного израильского народа.

Прибыл на празднование и правитель Галилеи, Ирод Антипа.

Яркое весеннее солнце обжигало и веселило пеструю толпу народа, переполнявших всё пространства древней столицы, в те дни.

На площади, возле храма, скапливалось огромное количество народа, паломники, книжники, мессии и пророки всех мастей , чародеи и вещатели, все они о чем то оживленно спорили доказывая свою правоту.

Рассказы , о необыкновенном Галилейском Пророке, Иисусе Назареи, не сходили с уст людей.