Когда поэт, не зная сам,
О будущем проговорится, —
В душе аира и корицы,
Шафрана аромат.
Бальзам Пьяняще-тянущий и южный
Кипит, питает и струится,
Неведомый Столицы вьюжной
Холодным голубым глазам…
Ах, все ли ведает душа?
Должно быть, все.
Покуда тело
Мелькает средь Столицы белой,
И наслаждаясь и греша, —
Душа глядит оторопело
В грядущее, едва дыша.
Душа. – Снежинка Божества!
На гриве мраморного льва —
Сознанья Вечного частица!
Душа. – Неоспоримый миф!
В тебе Грядущее вместится,
Споет, еще не наступив,
Свое вступленье хоровое…
Там, где Нева меж снежных нив, —
Бегите, бедствуйте. Вас – двое:
Ты – в лед закованный ручей,
И спит на дне живая Нимфа,
Ей снится Вечность-Без-Следа…
А этот стих – ответь мне – чей?
Ее, иль твой? Иль в каждой рифме
Сознаньем скована вода?…
Во льду – пролески и прозимки,
Лишь капельки из-под пера
Оттаивают, как слезинки,
Бегут: «Пора, мой друг, пора…»
Что за таинственный бальзам?
Не эфиопского ль провидца
В славянских жилах кровь течет,
Когда поэт, не зная сам,
О будущем проговорится —
И смерть свою же предречет?…
1984
Блеск золотистого Нила,
Жизнь моя вровень с волной.
Это давно уже было,
Это впервые со мной.
Там в просмоленной корзинке
Спит моя плоть в камышах,
С желтой змеей в поединке
Крепнет поодаль душа.
Я одолел – и победно,
В тело вернувшись, кричу:
«Змей будет выкован медный,
Скипетр я получу —
И превращу его в змея!..»
Только мой голос так тих.
Сходит царевна, и с нею —
Дни наслаждений моих,
Годы незнанья, ученья,
Лица богов на стене,
Скрытое предназначенье,
Дрожь, холодок по спине…
Вдруг – золотое затишье,
И в меловой пустоте
Все забываю, и слышу:
«Он – из еврейских детей…»
1984