Из воспоминаний

Свои книги и статьи я пишу главным образом для советских людей, но, за редким исключением, они не читают моих работ. В лучшем случае, можно слышать краткое их изложение в передачах западных радиостанций. Поэтому я отказываюсь отвечать на вопросы западных корреспондентов или ученых о том, как советские люди (или молодые люди в СССР) относятся к моим взглядам. Разумеется, я лишен возможности выступать на рабочих или студенческих собраниях. Приглашения такого рода я перестал получать с 1966–1967 годов. (Тогда даже Солженицын сумел выступить на вечерах в двух научно-исследовательских институтах.)

Почти все мои книги и статьи опубликованы в последние десять лет в Западной Европе, США и Японии. Как я могу судить, у этих книг было немало читателей. Естественно возникает вопрос: какие люди по преимуществу являются покупателями и читателями моих книг за границей?

Оказывается, все та же «образованщина», т. е. гуманитарная интеллигенция и часть студенчества. Мои книги популярны и среди части коммунистов и социалистов Запада, и среди советологов.

Но почему я называю западную интеллигенцию «образованщиной»? Что общего между западной интеллигенцией, на которую многие идеологи Запада (например, Гэлбрайт) возлагают столь большие надежды, и советской интеллигенцией? Оказывается, многие советские эмигранты не только сравнивают западную интеллигенцию с советской, но полагают даже, что западная интеллигенция гораздо хуже советской. Ибо советская интеллигенция живет в условиях всеобъемлющего тоталитарного давления, а западная интеллигенция пользуется всеми благами интеллектуальной свободы. И тем не менее – «западная интеллигенция в своем большинстве – испуганное стадо». [130]

Известно, что интеллигенция и молодежь почти любой западной страны отнюдь не склонна, в своем большинстве, служить интересам консервативного истэблишмента. Эти люди настроены обычно оппозиционно, хотя спектр их оппозиционности довольно широк – от традиционного западного либерализма к поддержке социализма и коммунизма, и далее – к некоторым крайне левым анархиствующим группировкам. Эта оппозиционность и делает западную интеллигенцию таким слоем общества, который вызывает неприязнь к «яйцеголовым интеллектуалам» как правых кругов Запада, так и большинства советской эмиграции.

Но почему советские эмигранты столь враждебно относятся к западной интеллигенции? Ведь именно эта интеллигенция создавала «Комитеты защиты» Григоренко, Буковского, Амальрика, Юрия Орлова и многих других. Ведь именно эти комитеты собирали обращения в защиту советских диссидентов с сотнями и тысячами подписей, организовывали митинги и манифестации. Ведь именно эта интеллигенция так горячо приветствовала первых советских диссидентов, вырвавшихся наконец на «свободу».

Ведь именно у Генриха Бёлля, социалиста и демократа, нашел первый приют на Западе Александр Солженицын. Отчего же возникла такая враждебность между западными интеллектуалами и большинством советских эмигрантов? Почему при посещении США А. И. Солженицын не только не выразил солидарность американскому диссиденту № 1 Даниилу Эллсбергу но, напротив, высказал удивление: как это человек, обнародовавший во время американо-вьетнамской войны секретные документы Пентагона, продолжает жить на свободе, а не сидит на электрическом стуле?

Все дело здесь именно в левых настроениях западных интеллигентов, которые защищают человеческие и политические права советских диссидентов, но отнюдь не хотят принимать все их призывы и пророчества. Имея в виду «мудрецов и либеральных мыслителей Запада, забывших значение слова “Свобода”», Солженицын вопрошал: «Почему люди, беспрепятственно реющие на вершинах свободы, вдруг теряют вкус ее, волю ее защищать и в роковой потерянности начинают почти жаждать рабства? Почему общества, коим открыты все виды информации, вдруг впадают в летаргическое массовое ослепление, в добровольный самообман?.. Откуда происходит боязливость профессоров оказаться не в модном течении века, безответственность журналистов за метаемые слова, всеобщая симпатия к революционерам; немота людей, имеющих веские возражения, пассивная обреченность большинства?». [131]

Особую ненависть к западной либеральной интеллигенции высказывает постоянно Владимир Максимов, которого приветствовали на Западе как человека, способного отвратить западную молодежь и интеллигенцию от «модных» левых идей. Эта задача оказалась не под силу максимовскому «Континенту», и Максимов теперь негодует против «полчищ полуобразованной духовной саранчи с услужливыми перьями наперевес», которые расчищают будто бы восточному тоталитаризму путь для агрессии.