Из воспоминаний сельского ветеринара

Нед ответил ему равнодушным взглядом. На его лице не отразилось ничего, но в молочно-голубых глазах я вновь увидел выражение, которое словно навсегда застыло в них: словно он чего-то ждал и не надеялся дождаться. Он попробовал схватить другого теленка, но без особого азарта, и был отброшен в сторону. Тогда он уцепился за шею плотного трехмесячного бычка, который проволок его шагов десять, а затем стряхнул на солому.

— О, чтоб его! Хоть этого-то уколите, мистер Хэрриот, — рявкнул мистер Даггетт, подставляя мне шею теленка. — Похоже, ловить их всех мне придется.

Я сделал инъекцию. Мне предстояло ввести вакцину, предупреждающую пневмонию, еще девятнадцати телятам. Неду приходилось туго. Маленький, щуплый, он, на мой взгляд, совершенно не подходил для такого труда, но всю свою жизнь (а ему перевалило за шестьдесят) он был работником на ферме и, седой, лысеющий, сгорбленный, все еще держался.

Мистер Даггетт ухватил мощной рукой пробегавшего мимо теленка, а другой стиснул его ухо. Малыш, видимо, сообразил, что сопротивляться бесполезно и даже не попытался вырваться, когда я вонзил иглу ему в шею. В углу напротив Нед уперся коленом в зад теленка, которого пытался оттеснить к стене, но довольно вяло, и хозяин испепелил его уничтожающим взглядом.

Вакцинирование мы кончили почти без помощи хилого работника и вышли во двор. Мистер Даггетт вытер вспотевший лоб. Был холодный ноябрьский день, но он весь покрылся испариной и, на секунду привалившись к стене, подставил свою долговязую фигуру ветру с холмов.

— Толку от него чуть, — пробурчал фермер. — Сам не знаю, чего я с ним вожжаюсь. — Некоторое время он продолжал ворчать себе под нос, а потом крикнул:

Эй, Нед! Работник, безучастно побредший куда-то по булыжнику, повернул к нему худое лицо с покорными, но ждущими чего-то глазами.

— Перетаскай-ка мешки с зерном в амбар, — распорядился мистер Даггетт.

Нед молча направился к тележке и с трудом взвалил на плечо тугой мешок. Пока он поднимался по каменным ступенькам амбара, его ноги-спички подрагивали и подгибались под тяжестью ноши.

Мистер Даггетт покачал головой и повернулся ко мне. Его длинное лицо со впалыми щеками было по обыкновению меланхоличным.

— А знаете, отчего Нед эдакий? — спросил он доверительным шепотом.

— Простите?

— Ну, почему он теленка изловить не может.

Я полагал, что причина в том, что Нед невысок ростом, слабосилен, да и вообще порядочный недотепа, но фермер отрицательно качнул головой.

— Нет? А почему?

— Так я вам скажу. — Мистер Даггетт настороженно глянул через двор и прикрыл рот ладонью. — Уж очень его яркие огни тянут.

— А?

— Я же вам толкую: от ярких огней он ну просто чумеет.

— Ярких?.. Каких… где?..

Мистер Даггетт наклонился к моему уху:

— Чуть вечер, так он уже в Бристон шагает.

— В Бристон? — Я повернулся и поглядел на деревушку по ту сторону долины в трех милях от этой уединенной фермы, единственном обиталище человека в ее окрестностях. Кучка старых домов темнела в безмолвии на фоне зеленого склона. Конечно, по вечерам керосиновые лампы отбрасывают из окон неверный желтый свет, но какие же это яркие огни?

— Я что-то не понимаю.

— Так он… в трактир идет.

— Ах да, трактир!

Мистер Даггетт внушительно кивнул, но мое недоумение не рассеялось. «Халтонский герб» представлял собой квадратную кухню, где можно было выпить кружку пива и где по вечерам старики играли в домино. На мой взгляд, этот трактир не слишком походил на зловещий притон.

— Он что — напивается там? — спросил я.

— Да нет, не в том дело. — Фермер покачал головой. — Только вот засиживается там чуть не до петухов.

— Поздно домой возвращается?

— Во-во! — Глаза в глубине глазниц широко раскрылись. — Иной раз в девять приплетется, а то и в половине десятого!

— Да неужели!

— Ага. Чтоб мне провалиться на этом месте. И еще одно. Утром никак подняться не может. Я уже половину работы переделаю, когда он встанет. — Он помолчал и снова посмотрел через двор. — Хотите — верьте, хотите — нет, но бывает, что он за дело берется чуть не в семь!

— Господи!

Фермер уныло пожал плечами.

— Вот так-то. Ну, пойдемте в дом. Руки помоете.

В большой кухне с каменным полом я низко нагнулся над глиняным рукомойником. Ферме этой было четыреста лет, и, хотя в ней сменились многие поколения обитателей, она осталась почти такой же, какой была в дни Генриха VIII. Грубо отесанные балки, неровные беленые стены, жесткие деревянные стулья. Но комфорт не прельщал ни мистера Даггетта, ни его жену, которая в эту минуту с помощью черпака наполняла ведро горячей водой из примитивнейшего котла возле огня. Волосы над задубевшим лицом были стянуты в тугой узел, фартук на ней был из мешковины, и она громко стучала по плитам пола деревянными калошками. Детей у них не было, но вся ее жизнь проходила в нескончаемой работе и внутри дома, и во дворе, и в лугах.