Из воспоминаний сельского ветеринара

Осмотрев корову, я пришел к выводу, что она лежит просто потому, что задние копыта у нее застряли в щели сломанной перегородки и встать ей трудно.

— По-моему, мистер Даггетт, она дуется, и ничего больше, — сказал я. — Попробовала подняться раз-другой, не получилось, ну и решила и дальше валяться тут. У коров с норовом это бывает.

— Может, оно и так, — согласился фермер. — Такой упрямой дуры поискать.

— К тому же она крупная. И просто ее не сдвинешь. — Я снял веревку со стены и обвязал скакательные суставы. — Я буду выталкивать копыта с той стороны, а вы с Недом тяните ноги.

— С ним-то? — Мистер Даггетт кисло посмотрел на худосочного работника. — Он же и репы не вытянет.

Нед промолчал, глаза его смотрели в никуда, руки бессильно свисали. Он, несомненно, пребывал в какой-то неизмеримой дали, если судить по этим глазам, пустым, не видящим, но, как всегда, чего-то ждущим.

Я зашел за перегородку и принялся нажимать на копыта, а они по ту ее сторону тянули — то есть всерьез тянул мистер Даггетт, открыв рот, пыхтя от напряжения, а Нед вяло держался за веревку.

Дюйм за дюймом туловище коровы разворачивалось и вскоре оказалось почти на середине стойла. Я уже открыл рот, чтобы скомандовать «Стоп!», как вдруг веревка лопнула и мистер Даггетт хлопнулся спиной на булыжник. Нед, естественно, не упал, потому что никаких усилий не прилагал, и его хозяин уставился на него с пола в бессильной ярости.

— Ах ты, замухрышка! Значит, я один тянул? И чего я с тобой, бестолочью, вожжаюсь, ума не приложу!

Тут корова, как я и предполагал, спокойно поднялась, и фермер завопил на тихого работника:

— Чего стоишь столбом! Бери солому и разотри ей ноги. Они же совсем онемели, не иначе!

Нед покорно скрутил соломенный жгут и принялся за массаж. Мистер Даггетт с трудом оторвался от булыжника и встал, осторожно ощупывая спину, а потом подошел к корове проверить, не слишком ли туго затянулась цепь у нее на шее. Он кончил и направился обратно, и тут корова внезапно повернулась и наступила раздвоенным копытом ему на ногу. Будь на нем кованые сапоги, все обошлось бы, но, как назло, он пошел в коровник в резиновых, да к тому же старых, которые были плохой защитой.

— У-у-у-х! — взвыл мистер Даггетт, молотя кулаками по коровьей спине. — Да подвинься ты, дура старая! — Он бил, толкал, но на его пальцы продолжала давить вся тяжесть коровьей туши.

Наконец корова сдвинула копыто с сапога на булыжник, а я по опыту знал, что это-то — больнее всего.

Мистер Даггетт запрыгал на одной ноге, ухватившись за вторую.

Мистер Даггетт запрыгал на одной ноге, ухватившись за вторую.

— Черт! — стонал он. — А, черт!

Я случайно поглядел на Неда и с изумлением увидел, как апатичное лицо вдруг расплылось в широкой усмешке ликующего злорадства. Никогда прежде я не видел на его губах даже легкого подобия улыбки, и, вероятно, вид у меня был настолько потрясенный, что мистер Даггетт резко обернулся и уставился на него. Точно по мановению волшебной палочки, ухмылка сменилась обычной маской усталого безразличия, и Нед вновь начал растирать коровью ногу.

Мистер Даггетт, ковыляя, проводил меня до машины и вдруг ткнул локтем мой бок.

— Поглядите, поглядите на него! — прошептал он. Нед с подойником в руке трусил через коровник с редкой для себя энергией. Фермер горько улыбнулся.

— Только в этот час он и поторапливается. В трактир спешит.

— Но вы же сказали, что он не напивается. Что же тут дурного?

Глаза в провалах глазниц гипнотизирующе уставились на меня.

— А то. С этими его штучками он плохо кончит, помяните мое слово.

— Ну, уж кружка-другая пива…

— Как бы не так! — Он покосился по сторонам. — А девки?

Я недоверчиво усмехнулся.

— Ну, послушайте, мистер Даггетт! Какие еще девки?

— А в трактире, — буркнул он. — Дочки Брадли.

— Дочки хозяина? Право, мистер Даггетт, я не могу поверить…

— Верьте не верьте, ваша воля. А глаз он на них положил, это уж точно. Что я знаю, то знаю. Хотя я в трактире этом всего раз и был, да глаза-то у меня есть.

Я не нашелся, что ответить, но он вывел меня из затруднения, повернувшись и зашагав к дому.

Оставшись один в холодном сумраке, я поглядел на резкий силуэт дома выше по склону. По грубым камням стекали дождевые струйки, ветер разметывал поднимавшиеся из трубы жиденькие клубы дыма по шиферной голубизне небосклона на западе. В угасающем свете ноябрьского дня холм нависал над долиной бесформенной черной и грозной громадой.

В окне кухни керосиновая лампа тускло светила на пустой стол, на безотрадный очаг с чуть тлеющими углями. В дальнем темном углу пряталась лестница, ведущая на чердак Неда. И я словно увидел, как он торопливо карабкается по ней, чтобы поскорее переодеться и улизнуть в Бристон.

По ту сторону долины деревушка в одну улицу казалась серым мазком, но в окнах домиков мерцали лампы. Вот они — яркие огни Неда. И я мог его понять. По сравнению с фермой Скар Бристон казался Монте-Карло.