Я сел за стол вместе с Хелен, Томми и Мери (ее младшим братом и сестренкой) и тетей Люси, овдовевшей сестрой мистера Олдерсона, недавно поселившейся у них. Мистер Олдерсон, постанывая, выбрался из своего уютного уголка, плюхнулся на деревянное кресло с высокой спинкой и принялся флегматично нарезать язык.
Приняв нагруженную тарелку, я почувствовал себя очень неловко. Гостеприимные обитатели холмов часто приглашали меня перекусить, когда я приезжал по вызову, и я успел убедиться, что застольные светские разговоры там не приняты. По старомодному обычаю есть полагалось в полном молчании, а затем снова браться за работу. Но, может быть, тут это правило не применимо? Ведь это же все-таки воскресный чай… Я обвел взглядом стол, выжидая, чтобы кто-нибудь что-нибудь сказал. Молчание прервала Хелен:
— С тех пор как мы видели Джима в последний раз, у него было много работы с овцами.
— Ах так? — тетя Люси наклонила голову набок и улыбнулась. Она была маленькой женщиной с птичьими движениями, очень похожая на брата. Мне показалось, что она посмотрела на меня одобрительно. Дети глядели на меня во все глаза, и губы у них подергивались. В предыдущий раз они нашли меня очень смешным и, видимо, остались при прежнем мнении. Мистер Олдерсон посолил редиску, положил в рот и невозмутимо захрустел ею.
— Джим, а у вас было много случаев с болезнью ягнят-близнецов? — спросила Хелен, делая второй заход.
— Порядочно! — ответил я бодро. — А вот с лечением не все шло гладко. В этом году я попробовал давать маткам глюкозу, и вроде бы помогало.
Мистер Олдерсон кончил хрустеть редиской.
— Никакого толку от глюкозы нет, — буркнул он. — Я ее пробовал. Никакого толку от нее нет.
— Неужели? — сказал я. — Но это же очень интересно. Да… э… совершенно верно.
Я старательно занялся салатом, собираясь с духом для следующего вклада в общую беседу.
— В этом году внезапно погибало немало ягнят, — объявил я. — Видимо, от размягченной почки.
— Только подумать! — сказала тетя Люси, ободряюще мне улыбаясь.
— Да, — продолжал я увереннее. — Еще хорошо, что теперь у нас есть от нее вакцина.
— Вакцины — это просто чудо, — внесла свою лепту Хелен. — Вскоре вы будете предупреждать все болезни овец.
Разговор становился все оживленнее. Мистер Олдерсон покончил с языком и отодвинул тарелку.
— Никакого толку от вакцины нет. А внезапно они погибали от волосяного шара в желудке. И ни от какой ни от почки.
— А, от волосяного шара? Да-да, от волосяного шара.
Я прикусил язык и решил сосредоточиться на еде.
А она того стоила. Поглощая одну вкуснятину за другой, я преисполнялся изумления при мысли, что, вероятно, все было приготовлено Хелен. Когда же мои зубы погрузились в несравненную ватрушку, я в полной мере оценил всю меру подобного чуда: такая привлекательная девушка — и такая искусница!
Я посмотрел на нее. Она была высокой и совершенно не походила на своего щуплого отца. Вероятно, она пошла в мать. Миссис Олдерсон давно умерла… Может быть, и у нее была такая же милая дружеская улыбка, такие же ласковые синие глаза, такие же пышные темно-каштановые волосы.
Томми и Мери дружно фыркнули — им очень понравилось, как я уставился на их сестру.
— Ведите себя прилично! — одернула их тетя Люси. — И вообще уходите. Мы с Хелен будем убирать со стола.
Они начали уносить посуду в посудомойную за кухней, а мистер Олдерсон И я вернулись в кресла у очага. Старичок рассеянно пригласил меня:
— Так вы…. садитесь…. э… молодой человек.
Из посудомойной донесся стук тарелок и чашек. Мы были в кухне совсем одни. Рука мистера Олдерсона потянулась было к газете, но он отдернул ее, затравленно посмотрел в мою сторону и принялся барабанить пальцами по ручке кресла, легонько насвистывая.
Я отчаянно отыскивал хоть какую-нибудь тему для разговора, но в голову ничего не шло. Гулко тикали часы. Лоб у меня покрылся потом, но тут мистер Олдерсон откашлялся:
— В понедельник цена на свиней стояла высокая, — сообщил он.
— Неужели? Очень хорошо, ну просто замечательно.
Мистер Олдерсон кивнул, устремил взгляд куда-то за мое левое плечо и снова забарабанил. Опять над нами сомкнулась тягостная тишина, и тиканье казалось ударами тяжкого молота. Казалось, прошли годы. Мистер Олдерсон заерзал на сиденье и кашлянул. Я с надеждой поглядел на него.
— А вот на рогатый скот цена упала, — возвестил он.
— Какая жалость! Скверно, скверно, — залепетал я. — Но ведь так оно всегда бывает, а?