Посуда была домыта, и вся семья собралась в гостиной. Некоторое время я посидел с ними, испытывая только одно желание — поскорее очутиться где-нибудь еще.
Отец Хелен и раньше был немногословен, но теперь он уныло понурился в кресле и никакого участия в разговоре не принимал. Меня грызло подозрение, что в смерти коровы он винит меня. Да и что там говорить: ветеринар подходит к ней, быстренько делает ей укол, и она тут же издыхает. Конечно, я ни в чем не был виноват, но выглядело все это не слишком хорошо.
Внезапно я поднялся.
— Благодарю вас за чай и очень приятный вечер, — сказал я. — Но, к сожалению, мне пора. Сегодня мое ночное дежурство.
Хелен пошла проводить меня до дверей.
— Была рада повидать вас, Джим… — Она помолчала и тревожно посмотрела на меня. — Ну не расстраивайтесь так из-за этой коровы! Жалко ее, конечно, но вы тут ни при чем. Ей ведь уже нельзя было помочь, правда?
— Спасибо, Хелен, Вы правы, но ведь для вашего отца это тяжелый удар.
Она пожала плечами и улыбнулась своей доброй улыбкой. Хелен всегда была на редкость доброй.
Проезжая через пастбище к воротам фермы, я увидел труп моей недавней пациентки. В золотом закатном свете другие коровы с недоумением его обнюхивали. А скоро подъедет живодер со своим фургоном… Мрачный эпилог к неудаче любого ветеринара.
Я закрыл за собой ворота и оглянулся на Хестон-Грейндж. Как я верил, что уж на этот раз никакие неприятные сюрпризы меня не ждут! И вот, пожалуйста.
Просто заклятие какое-то!
Перед севом вспаханную почву необходимо разрыхлить. Трактор на рисунке тащит культиватор с пятью лапами, которые, точно гигантские грабли, разбивают комья земли и одновременно выпалывают сорняки. Рукоятка слева от тракториста поднимает и опускает эти лапы. Иногда вместо культиватора — или после него — пользуются бороной, которая тоже рыхлит землю, но не так глубоко.
Чтобы ягненок обязательно проглотил дозу глистогонного лекарства, пастух задирал его нижнюю челюсть, выпрямляя шею, потом всовывал в угол рта небольшую мерную бутылку и выливал ее содержимое прямо в глотку. Когда надо было обработать все стадо, работу облегчал помощник, наполнявший бутылки.
В 30-х годах в сарае можно было видеть дробилку, вращаемую вручную. Из бункера жмых в брикетах попадал в вальцы, обычно зубчатые, и крошился для добавления к корму или перетирался в порошок для удобрения почвы. Тонкие твердые брикеты, в которые спрессовывается жмых льняного и капустного семени после отжима масла, служат прекрасным удобрением, а также высококалорийной добавкой к корму для крупного рогатого скота и овец.
Когда засеянное травами поле готовилось под зерновые, вспашка требовалась мелкая, и трактор легко вел сразу пять борозд. Этот трактор, работавший в Фарндейле в 1939 году, был на гусеничном ходу. До этого тракторные колеса были железными, рихтованными или с шипами для лучшего сцепления. Тракторы на резиновых шинах тогда только еще появлялись в Великобритании.
3. Дегустация вин мистера Крампа
Его называли «понедельниковой хворью» — этот невообразимый отек задних ног упряжной лошади, простоявшей в конюшне субботу и воскресенье. Внезапное прекращение обычной нагрузки и неподвижность вызывали резкий лимфостаз и отек, который в первый рабочий день недели не одного фермера ставил в безвыходное положение.
Но был вечер среды, и могучий мерин мистера Крампа заметно поздоровел.
— Ну, эта нога уже наполовину тоньше, чем была, — сказал я, проводя ладонью по внутренней стороне пута, ощущая вдавленности, которые мои пальцы оставили на еще не рассосавшемся отеке. — Вижу, вы тут потрудились!
— Делал, как вы сказали, — ответил мистер Крамп с обычной лаконичностью. Но я знал, что он несколько часов клал припарки на ногу, массировал ее и заставлял лошадь ходить, как я посоветовал ему в понедельник, когда ввел ей адреналин.
Я начал наполнять шприц для вторичной инъекции.
— Рожь вы ему не даете?
— Нет. Только отруби.
— И отлично. Думаю, еще день-другой и все пройдет, если вы будете продолжать лечение.
Фермер только крякнул, а его багровое лицо сохранило обычное, чуть удивленное выражение, словно мои слова его вовсе не обрадовали. Но я знал, что он доволен. Мерин был его любимцем, и в понедельник он не сумел скрыть, как тревожился и как принимал к сердцу страдания и испуг животного.
Я вошел в дом, чтобы вымыть руки, и мистер Крамп проводил меня на кухню, грузно шагая впереди. С медлительностью, свойственной крупным людям, он подал мне мыло и полотенце, отступил немного и молча смотрел, как я наклоняюсь над неглубокой, но длинной керамической раковиной коричневого цвета.
Я кончал вытирать руки, когда он кашлянул и спросил робко:
— Может, попробуете моего винца?
Не успел я ответить, как из комнат вышла миссис Крамп, хлопотливо надевая шляпу. За ней появились сын и дочка лет четырнадцати-пятнадцати, тоже одетые для улицы.