Из-за вас я поверил в призраков

Радиатор украл мопед, чтобы отвезти Микки на эспланаду. Шайка располагалась на постой около шести вечера, у некоторых во рту было полно золотых зубов, так что улыбки буквально сияли; ходили невероятные слухи, будто доставили светловолосых детей с Севера, юрких смуглых малышей со сладкой кожей, но все это были голодные разглагольствования позади грузовиков, припаркованных возле насыпи, тогда как с другой ее стороны продолжалось вполне обычное движение пригородного транспорта. Лица были одни и те же, изможденные, желтоватые; на глазах темные очки, волосы вымокшие, засаленная, перепачканная, зауженная одежда, вся латанная-перелатанная, местами посверкивают лучистые переливы: прославленные вымогатели постарели, их давно уже заменили, они стали никому не нужны, но все еще здесь ошивались, денег у них никогда не было, выгоды никакой тоже, разве что терпели унижения и собственную никчемность, они служили местной достопримечательностью или, если угодно, дорожными пугалами, им позволяли там торчать лишь для развлечения иностранцев, сами себя они называли Несравненными, но в то же время мирились, что остальные зовут их Растяпами. Настоящая торговля шла в стороне, их, так сказать, отбрили, и тут одно к одному: они в самом деле брились наголо, сбривали усы и бороду, лица у них получались гладкие, добродушные, в то время как хотели они совершенно другого — носить лохмотья, ходить косматыми и показывать всем клыки с такой злостью, которая была категорически им не свойственна. Наиболее показательного из них, слывшего чуть ли не историческим памятником, звали Бананчик, он всю жизнь ходил в учениках инфантеро, так и не осмелившись продырявить ни одного мальца, было ему около пятидесяти; чтобы как-то повеселеть, когда события разворачивались совсем уж мрачно, он заявлял, что его ждет потрясающая карьера и показывал письмо на русском, написанное одним почитателем из Ленинграда. Другого именовали Наростом, был он никому не известным инфантеро, охромевшим по воле случая и с тех пор занимавшимся единственным делом, которое более никого не воодушевляло: чистил всем желающим башмаки и, приволакивая ногу, таскал с собой ящичек, напуская при этом вид высокомерного великого мастера, вышедшего на арену, чтобы покрасоваться. Нарост утверждал, что воспитал нескольких учеников и все они стали знаменитостями где-то в Мексике; однако педагогика ему наскучила, и он подался в импресарио: у него получалось заключать контракты столь же удачные, что и у знаменитого Лобстера, который являлся к ним без предупреждения, чтобы отобрать у банды одного из будущих чемпионов. Нарост говорил тем, кого тщетно пытался уберечь, что Лобстер — мерзавец, сутенер, выставлявший молодняк на панель, он даже купил для этого целый дом, и весь облик этого человека, пожевывающего сигару, с блестящими волосами с синим отливом, с чемоданами, полными денег, вызывал мысли о делах явно мерзких. Несравненные служили для рисовки и для прикрытия, за ними стояла настоящая банда молодых и буйных, они-то как раз умели получить свое и держали в страхе всех, даже самых опытных, дальнобойщиков. На бритых головах они оставляли пряди, длина, толщина и местонахождение которых свидетельствовали об их ранге в группе, в день же их посвящения эти пряди следовало вплести в шиньон. Они не препирались с Растяпами касательно статуса Несравненных, хотя они-то как раз заслужили такое звание, к тому же они хотели запутать окончательно все следы, так что для себя они придумали иное обозначение — Забияки. Меж собой они говорили только о детях, обсуждали, какой у них вес, сильные или слабые у них ноги, откуда они родом, они знали о детях все, вплоть до названий бактерий, обитавших у них в кишечнике. Когда ловили нового, делили его меж собой, распределяя различные функции, все вместе обожая ребенка и в то же время желая вымотать его до предела, ненадолго забыв о соперничестве и пользуясь тем, что им достался столь редкостный экземпляр. Несравненным, которые не имели никакого права заниматься детьми, они оставляли всякую мелочь, одежды, которые якобы когда-то принадлежали кому-то из прославленных инфантеро. За давно выцветшие розовые чулки могли дать порой баснословные деньги, которые Забияки сразу же отбирали у Несравненных, как только тем удавалось провернуть сделку с коллекционерами. Несравненные сочли Микки и Радиатора совершенно очаровательными, завидев, как те в первый раз подбираются к насыпи, и зная, что вскоре им придется убраться, поскольку в них полетят камни со стороны Забияк, то ли обороняющих свою территорию, то ли разыгрывающих новичков, эспланада была средоточием больших амбиций, тем более, что готовилось празднество, правда, неизвестно, где, когда и у какого заводчика оно должно было состояться. Об этом по-прежнему никто ничего не знал, водилы постоянно изобличали чьи-нибудь предсказания.