Из западни

– Было всего двести орудий с прислугой у японцев, Владимир Евгеньевич, и правда было… Но мы при прорыве немного пошалили, – плотоядно усмехнулся одной стороной рта Балк, и повидавшему кое-что на своем веку штабс-капитану почему-то от этой усмешки стало немного не по себе. – Два десятка полевых орудий стояли в виду насыпи, и за их уничтожение я вам ручаюсь. 120 миллиметров на суше – вещь очень серьезная. Особенно если с немецким фугасным снарядом. Да и пулеметный огонь, он, знаете ли, на дистанции прямого выстрела как метлой сметает. Что мы там наворотили огнем артиллерии по пушкам на сопках и за ними – одному Богу известно, времени посылать казаков на проверку не было. Судя же по тому куцему обстрелу, которому подвергались мои БеПо, боеприпасов у японцев тоже почти не осталось. Все, что имели под руками, на вас отгрузили…

И тут, как будто оспаривая слова лейтенанта, после противного свиста в километре от бронепоезда разорвался снаряд. Вскоре в ответ глухо рыкнули обе гаубицы «Муромца».

– Это с залива. Канонерки. Вслепую пока. Так скоро корректировку не организуешь. Но все равно – надо поспешать, Владимир Евгеньевич. Пойдемте, а по пути покажу вам наших стальных богатырей…

* * *

Первая попытка японцев организовать от циньчжоуской позиции продвижение к Артуру провалилась полностью. И с большими потерями. Подпустив колонны передового японского полка на полверсты, с расположенных в стороне от дороги высот из замаскированных огневых точек разом ударили несколько пулеметов. Попытка развернуть фронт и атаковать пулеметную позицию рассыпным строем была пресечена огнем во фланг цепи второй группы пулеметов, стоящих в окопах на обочине дороги. Причем они любезно молчали, пока японские цепи не подставились под фланговый огонь. Попав в огневой мешок, японцы в беспорядке отступили, получив в спину три десятка шрапнелей от двух замаскированных трехдюймовок батареи подполковника Саблукова и орудий споро подбежавшего на шумок «Добрыни». «Илья» и «Алеша» в это время были в Талиенване: первый отгонял своими 120-миллиметровками японские миноносцы от входа в залив, а второй чинился.

Следующие попытки противника нащупать обход пулеметных позиций раз за разом натыкались на плотный русский огонь. Теоретически пулеметы можно было бы подавить артиллерией, но снаряды еще надо было доставить. Собранные с бору по сосенке полторы сотни снарядов пропали вместе с выдвинутой на прямую наводку батареей – стоило ей занять позиции и начать обстрел, как на перегон из-за холма вышли два бронепоезда, смешав орудия и расчеты с землей орудийным и пулеметным огнем[24]. Пришлось снова просить Соединенный флот прислать канонерки для обстрела русских позиций с моря, но тем сначала пришлось пополнять боекомплект, и свое веское слово они смогли сказать только через три дня.

За эти дни к Балку россыпью подошли около четырех батальонов, увеличив наличные силы до двух полков, две батареи трехдюймовок и пара морских 120-миллиметровых орудий с расчетами, которые Василий решил установить в Дальнем, для защиты с моря. Но главное – кран на железнодорожной платформе, что позволило быстро растащить обломки взорванного паровоза и провести эшелоны с грузами в Порт-Артур.

Прибывший с морскими пушками мичман Лисицин с «Ретвизана» принес слух о якобы разбитом «высочайшей дланью» носе Фока, отказавшего было Михаилу в выдвижении войск обратно на перешеек и настаивавшего на организации обороны по Зеленым горам. Авторитет и популярность великого князя Михаила в армии и на флоте стремительно росли. Этому способствовало отбитие очередной попытки штурма русских позиций японцами уже под его руководством, за что он позже и получил от старшего брата погоны гвардейского ротмистра.

Сам Балк к этому моменту отбыл в Артур: надо было отвезти в госпиталь поймавшего в грудь шальной осколок Ветлицкого, состояние которого внушало определенные опасения. Ну, и кроме того, представившись Степану Осиповичу Макарову, заняться, наконец, главным делом, ради которого он, собственно, и прорывался в блокированную крепость – извлечением из прохода у Тигрового Хвоста пробки по имени «Фусо».

В короткой, на бегу, беседе, когда Михаил сходил с прибывшего из Артура поезда, а Балк в него загружался, Василий поинтересовался, с чего это его высочество снизошел до банального рукоприкладства.

– Да пальцем я этого Фока не трогал, – явно не в первый раз отмахнулся от подколки великий князь, – просто он столь активно не хотел высылать подмогу на перешеек, а потом все порывался вместо дела устроить празднования и молебен в честь моего прибытия, что я и вправду вышел из себя. Ну, пару не слишком подобающих выражений употребил. Короче говоря, бывший жандарм перенервничал, и у него кровь носом пошла. Уже надоело всем эти медицинские подробности объяснять. Я уже на клинке три раза, три раза клялся, что пальцем этого военного гения не трогал. И что толку? Времени нет каждого переубеждать.