Из западни

Уцелевшие японцы еще не успели как следует попрятаться, а русские уже прекратили обстрел и отошли в горы. Вернувшиеся солдаты передового дозора обнаружили горящие и взрывающиеся арбы, убитых и раненых соотечественников и китайцев. Большинство же носильщиков и погонщиков разбежалось. Валялись брошенные ими тюки с патронами и рисом, потерянные в панике улы[27], носились перепуганные ослики, мулы и лошади, звуковую какофонию из криков раненых, взрывов и треска огня дополняли вопли раненых животных.

Японские потери были впечатляющи. Утрачены почти все артиллерийские боеприпасы, больше половины патронов, около двух сотен убитых и раненых пехотинцев и кавалеристов, захваченная и утащенная врагом горная пушка – все это дополнялось почти полной утратой главной тягловой силы – носильщиков и погонщиков, большинство из них не удалось снова поставить в строй. Кризис с нехваткой боеприпасов у 2-й армии преодолеть вновь не удалось.

Попытка собранных в отряд кавалеристов отбить захваченные повозки с боеприпасами закончилась провалом. Пустые арбы стояли недалеко от места засады, но, судя по следам, снаряды были увезены на повозках, запряженных более выносливыми русскими лошадьми. К тому же у места перегрузки японцев ждал неприятный сюрприз в виде самовзрывающегося фугаса из динамита, камней и натяжного взрывателя. Зацепив протянутый среди травы тросик, передовые всадники вызвали подрыв. По обезумевшим лошадям и скидываемым кавалеристам густо прошлась туча шрапнельных пуль двух адских машинок, изготовленных и установленных на повозках большим мастером на такие дела еще с Трансвааля штабс-капитаном Шульженко. Понеся очередные потери, японцы благоразумно решили больше не рисковать и вернулись к своим основным силам…

Спустя два месяца с момента описываемых событий в синематографе «На Невском» в Санкт-Петербурге при полном аншлаге показывали «документальную фильму» «Разгром японской колонны снабжения отрядом доблестного полковника графа Ф. А. Келлера».

Глава 6 Империя меняет курс

Санкт-Петербург.

Май 1904 года

Субботний вечер первой недели мая выдался солнечным, но ветреным. С залива еще тянуло холодком, но, несмотря на это, нежный аромат вскрывающихся молодых почек, наполнявший воздух, и щебетание птиц, вернувшихся домой из дальних странствий, напоминали, что весна окончательно вступила в свои права. Все вокруг располагало к умиротворенному миросозерцанию и поэтическому благодушию. Однако лица трех человек, устроившихся на мягких сиденьях несущейся по Питеру кареты, были сосредоточены и даже мрачны. Николай Александрович Романов только что закончил свой прочувствованный монолог, посвященный его неожиданной для местного начальства инспекции Кронштадта и чудесному спасению от неизбежного оверкиля новейшего броненосца «Орел».

Из монолога этого следовало, что замшелые порядки, царящие в российском казенном кораблестроении, монарха достали окончательно, поэтому скорая отставка дядюшки Алексея Александровича и его протеже «на хозяйстве» – адмирала Авелана – дело предрешенное.

Дробно процокав подковами по бревенчатому настилу, гнедая четверка перенесла экипаж через небольшой мост и вскоре встала. Переодетый в штатское дворцовый лакей, соскочив с запяток, распахнул дверцу с задернутым занавеской окном, поправил подножку и замер в почтительном поклоне. Терцы конвоя успокаивали своих разгоряченных скачкой коней, возбужденно втягивавших ноздрями терпкий весенний воздух.

– Вот мы и прибыли. Новая Голландия. Конечно, на катере мы уже были бы на месте. Но раз инкогнито, так инкогнито. И, похоже… что? Нас и здесь не ждали? Ах, нет! Вон Дмитрий Иванович самолично поспешает. Разогнался наш эскорт, вот и проскакали немного вперед.

– Ваше величество, простите ради бога пожилого человека! Ваша карета катит скорее, чем я бегаю! – раздался невдалеке голос торопящегося к гостям хозяина. Менделеева Вадим узнал сразу. Весьма колоритная внешность ученого практически соответствовала портретам и фотографиям, которые история донесла до двадцать первого века.

Немножко запыхавшийся, статный, в длиннополом пальто нараспашку, шапка в руке… Сократовский лоб, слегка вьющиеся, длинные волосы на той части головы, где они еще сохранились… Пронзительный, чуть встревоженный взгляд светло-серых глаз и спрятанная в усах легкая усмешка личности, знающей себе цену.

– Любезный Дмитрий Иванович, будьте добры, извините моих орлов! Они не признали вас. Не ожидали, что вы нас к мосту встречать вышли. Полагаю, с графом Гейденом вас знакомить нет необходимости. Однако второго моего спутника позвольте отрекомендовать: Банщиков Михаил Лаврентьевич.

– Здравствуйте, дорогой граф! Здравствуйте, молодой человек. Наслышан… О военном опыте вашем – также. Искренне рад знакомству. Менделеев. Дмитрий Иванович, профессор. Заштатный товарищ заведующего Императорской лабораторией мер и весов.